Сократ Сибирских Афин

Угроза подействовала и одна из служанок приблизилась к нему.

— А начальными словами моего сочинения “О природе”, — продолжил Ферекид, — были: “Зевс, Время и Земля стали навсегда”. Время же порождает три стихии: огонь, ветер и воздух. Душа бессмертна и переходит из одного тела в другое.

Эти научные мысли, слишком сложные для осознания, колыхнули служанок в сторону Межеумовича, который радостно принял в свои объятия и служанок и идеи Ферекида. Первых он лобзал в губы и щечки, а вторые приветствовал возгласом:

— Так их и так!

— Фалес же молол всякую чепуху! — выдвинул тезис раздосадованный Ферекид.

— Так его и так! — согласился Межеумович.

— Все мелют чепуху! — развил свою мысль далее Ферекид.

— И их туда же! — поощрил его материалист (уж не бывший ли?).

— И я чепуху несу!

— И тебя заодно со всеми! — возликовал Межеумович, пытаясь обнять всех служанок сразу.

— Сотворение мира есть следствие воздействия небесного начала на земное. Но хаотические силы природы могут быть обузданы лишь постепенно, — уже без уверенности в голосе заключил Ферекид.

— А я так всех сразу обуздаю, — заявил Межеумович.

Симпосий разваливался на глазах, и я уже жалел, что Межеумович отрекся от материализма.

Глава двадцатая первая

Разваливался и мир. Он становился сухим и скучным. Ему не хватало мифологической свежести и полноты вечно-текущего. О, где ты, философская блаженность плоти мира, божественная текучесть Вечного. Я почувствовал тоску по неувядаемой для сибирского эллина философии цельного, не разделенного на диалектику и мифологию, по мироощущению наперекор глубокомыслию.

— Все едино, — сказал тут Диоген из Сибириса.

— А разве не об этом же толковали старотайгинцы? — спросил Сократ. — Разве есть в сибирской Элладе тот, кто этого не утверждал?

— По моему мнению, — продолжил Диоген, — все существующие вещи суть изменения одного и того же стихийного начала и суть одно и то же. И это совершенно ясно.

— Верно! — согласился Межеумович, стараясь заграбастать всех служанок сразу.

— Ибо если бы то, что входит в состав мироздания, земля, воздух, вода и огонь и все прочее, что является сущим в этом мироздании, если бы что-либо из этого было иным, отличным от другого, то есть другим по собственной своей природе, и не было бы тождественным при своих многообразных превращениях или изменениях, то не могло бы быть взаимного смешения и не могло бы быть ни пользы, ни вреда от одного другому. Не было бы ни взаимодействия, ни противодействия, ни обмена. Не могло бы, например, растение расти из земли, не могло бы произойти животное или что-либо другое, если бы оно не было тождественно по составу. И все эти вещества, принимая то тот, то другой вид, изменяются из одного и того же начала и вновь возвращаются в то же самое.

Диоген говорил тихо, немного растягивая слова, словно ласково напевал. В помещение тихо вошла нагая флейтистка, поднесла к губам музыкальный инструмент, да так и замерла, не издав ни звук. Межеумович замедлил свои попытки объять необъятное, всех служанок сразу, то есть.

— Это самотождественное Первоединство есть Воздух. И это не метафора, но — указание на подлинную реальную сущность. Почувствуйте эту мистическую природу Воздуха. В нем — вечная подвижность и неуловимость. Как нежна тонкость касаний и прозрачное бытие света. Он — везде и нигде, все им живет и никогда его не видит. Он — таинственный субъект многоликих превращений, то разливающийся безбрежными морями по земле, то уходящий в небо быстрыми ветрами и тучами. Он вечно легок, быстр и могуч. Он — носитель света и мрака, вечная утонченность, аромат и влюбленность, на его трепещущих крыльях движется мир. Он — в нас и наше дыхание. Он — жизнь и теплота, вечная радость танца, утонченное лобзание Вечности, острота носящихся сил, неожиданный вихрь разрушения. И есть в нем что-то демоническое и сатанинское. Изменой и тоской непостоянства окутывает он. Сама с собой играющая Вечность, холодно-прекрасная красота стихии, это — он.

Диоген замолчал, и только тогда я обратил внимание на звуки флейты. Флейтистка, закрыв глаза, аккомпанировала философу. Она импровизировала, это было ясно. И тихая печаль лилась из ее флейты. Печаль по неразгаданной тайне Единого, Вселенной и Души. И нежная, тихая же радость, что боги дали возможность чуть-чуть прикоснуться к этой тайне.

Что “материализм” и “идеализм”? Что “наука” и “философия”, “логика”, “диалектика” и “гносеология”? Что все эти и другие худосочные изобретения человеческого разума по сравнению с убеждением в единстве Сущего, в божественности Мира, Души и Вечности?!