Сокровенное желание

Студент переехал тридцать первого марта. Это был последний день работы Такако в конторе. Незадолго до этого он привез битком набитый чемодан и портфель, объявив, что это — самое ценное его имущество, потому он боится перевозить его на машине. Оказалось, что речь идет о пластинках. И чемодан, и портфель были наполнены пластинками в пестрых легкомысленных суперобложках, и названия там были такие: «Дождь гортензий», «У меня нет зонтика», «Отчего-то полюбили, отчего-то расстались» и тому подобное. Такако удивилась. Она-то думала, там и вправду что-то важное.

Почему их нельзя перевезти на машине? Даже если что-нибудь разобьется, уж наверно большой беды не будет.

— Сыну отцовского сердца не понять, — бормотал Эндо, отсчитывая Такако половину ее жалованья. Половину она уже взяла вперед, так что это был остаток. Эндо положил ассигнации на стол. И с легкомысленным видом вдруг запел:

Надо мне идти,
Идти на свиданье с тобой.
Пусть дождем намочит,
Идти на свиданье с тобой.
Но дело в том, что дождик льет,
А зонтика нет у меня.
Надо мне идти,
Идти на свиданье с тобой.

Что «сыну отцовского сердца не понять», Эндо тоже взял с пластинки. Помогать медику при переезде явились не товарищи, а две девицы. Оказавшись втроем в комнате, они заварили кофе и начали носить вещи. Вещи были не очень тяжелые, но таскали эти трое не спеша и с перерывами, так что непонятно было, когда же наконец из машины, остановившейся у входа, извлекут последний предмет. Такого, уж конечно, ни Эндо, ни отец студента не ожидали. Старик пришел поблагодарить товарищей за помощь, но, увидев женщин, тут же ушел в полном расстройстве чувств.

— А ведь он даже не рассердился. Застыдился, смутился — и все. У меня почему-то так и стоит перед глазами эта картина, как он бредет отсюда прочь. Прямо хоть песню сочиняй! — И Эндо снова запел, уже на другой мотив:

Надо мне идти,
Идти на свиданье с тобой,
Но дело в том, что дождик льет,
А зонтика нет у меня…

С завтрашнего дня сюда на работу снова выйдет та студентка из параллельной группы. Интересно, доводилось ли ей здесь видеть такое…

На обратном пути Такако встретила знакомого, Хомму, учившегося в том же университете. Они вместе зашли в кафе.

— Ты что, с отцом поссорилась, что ли? — спросил Хомма, когда они уселись на диванчике.

— Да не то чтоб поссорилась…

Просто расстроилась и ушла, добавила про себя Такако. А разве станет он высылать ей деньги после той сцены? Сегодня она это поняла.

— Учебу ты бросила? — спросил Хомма.

— Нет.

— Да ведь ты вроде из-за того с ним и поссорилась, что решила университет бросить. Значит, решение-то было не слишком серьезным? — У Хоммы лукаво заблестели глаза.

— А вы не собираетесь бросать учение? — отпарировала Такако. Хомма относился к своей работе в комитете по оказанию помощи неимущим с непомерным рвением. Словно жить без нее не мог. Еще он был членом студенческого комитета самоуправления. Так что на лекциях его и видно не было. Поэтому во время сессии он всегда одалживал чужие конспекты, но на этом дело кончалось — читать их у него желания не было. А раз так, думала Такако, не лучше ли бросить учебу и заняться делом?

— Ну как? — переспросила Такако.

— Нет, и в мыслях не держу, — беспечно ответил Хомма. — У меня ведь другого выхода нет, кроме как учиться. Я ведь тоже с отцом в ссоре, — пояснил он. — Забыл, что он мастер дзюдо третьего разряда! — Хомма втянул голову в плечи.

На Новый год Хомма сидел дома с отцом, пил сакэ и смотрел телевизор. Начали передавать новости, и они с отцом поспорили по какому-то политическому вопросу. Хомма, конечно, был за реформы, а отец выступал приверженцем консерватизма и умеренности.

— Я, в общем-то, хотел с ним потолковать как с человеком, да не получилось. Невозможно с ним спорить — все о каких-то мелочах разговор идет. Ну я вконец разгорячился…

Разгорячившись, Хомма обнаружил, что оба они довольно пьяны. И, вдруг завопив, что из-за таких, как его отец, гибнет Япония, он стукнул его по голове. А отец, хоть и пьян, все же мастер дзюдо. И забывший об этом Хомма полетел вверх тормашками и оказался на полу. При этом хорошенько стукнулся затылком. Отец рассердился не на шутку.

— Я ору: «Нехорошо применять силу!» А он мне: «Это честная оборона. Попросишь — отпущу. Но тогда деньги перестану высылать. Ну как? Идет?» Вот как дело было.

В конце концов Хомма сдался. Теперь отец денег не дает, только мать иногда украдкой от него посылает.

Такако рассказала ему историю со студентом.

— Да, — усмехнулся Хомма. — Раньше за деньги избирательное право покупали, а теперь — учебу. Вот я и стараюсь.

Некрасивое лицо Хоммы расплылось в улыбке. Он нисколько не походил на человека, которого уложили на обе лопатки, — столько силы было в этой улыбке.

Киёси Одзава Обломки