Сокровенный дневник Адриана Пласса (37 и ¾ лет от роду)

Если подумать, полная чепуха, но с чего бы таким словам вдруг появляться в голове ни с того, ни с сего? Хотел посоветоваться с Энн и Джеральдом, но потом решил (особенно после вчерашнего), что тем самым только вызову новый поток ехидных шуточек, как Ричард со своим кальмаром. На всякий случай записал мысль на клочке бумаги и убрал во внутренний карман пиджака. В конце концов, никогда не знаешь: вдруг в этом что-то есть?

Пошли в церковь.

Оказывается, сегодня должен был проповедовать Ефраим Тренч, один из местных фермеров.

Обычно он проповедует всего раз или два в год. Очень милый, симпатичный старикан, но вечно как раскатится часа на полтора, а потом вспоминаешь — вроде и не сказал ничего.

Сегодня после поклонения Ефраим подошёл к кафедре, вытащил огромный серебряный брегет на цепочке, сверил его со стенными часами, ещё раз сверил их с часами Эдвина, ещё раз для верности сверил их с ультрасовременным цифровым хронометром Вернона Ролингса (как говорит Джеральд, такие часы, наверное, способны приготовить обед на шесть персон, если знать, какие кнопки и в каком порядке нажимать). Затем он торжественно положил свой брегет на кафедру и вытащил из брючного кармана гигантский носовой платок размером с простыню.

Угостил присутствующих таким виртуозно исполненным сморканием, какого в нашей церкви ещё никто и никогда не слышал. Сморкался чуть ли не целый час. Прекрасная имитация выступления ансамбля духовых инструментов — от длинных и пронзительных трубных звуков до глубоких и гнусавых переливов вроде тубы. Наконец, он запихнул свой необъятный платок обратно в карман и совсем было собрался открыть Библию, как вдруг настенные часы пробили одиннадцать, и Ефраим, терпеливо сосчитав удары, опять взялся за свои карманные часы, что-то там подкрутил, добиваясь безукоризненной точности, и только тогда снова положил их перед собой. Пара-тройка человек, которым уже целых десять минут не на что было откликнуться радостным криком «Аллилуйя!», совсем измучились и нетерпеливо заёрзали, особенно когда на секунду всем показалось, что старый Ефраим снова полез за носовым платком. Но это была ложная тревога. С умопомрачительной неспешностью он вытащил из другого брючного кармана очки, тщательно протёр их мягкой замшевой тряпочкой и в конце концов водрузил себе на нос. Поднял свою старую, заслуженную Библию и, как учитель воскресной школы, чудом сохранившийся с прежних времён, строго оглядел собравшихся поверх очков.

— Так-с! — возгласил он. — Значит, сегодня мы с вами прочитаем один псалом. Псалом двадцать второй. Да будет благословен Всемогущий Господь, по Своей милости показавший мне, как быстро отыскивать его в Библии, и я очень рад, что сегодня мне выпала привилегия поделиться с вами этим чудным откровением. Так вот, — он переключился на слегка завывающий пророческий тон, — слушайте, дорогие мои братья и сёстры: найти двадцать второй псалом очень и очень легко, потому что Господь по Своей мудрости и всеведению поместил его сразу после псалма двадцать первого и прямо перед псалмом двадцать третьим. Аллилуйя!

Мы с Джеральдом и Энн тоже громко сказали «Аллилуйя», чтобы поддержать старика. Он хороший человек.

После службы к нам зашла Элси, посоветоваться с Джеральдом насчёт одной песни, которую она как раз пишет. Должно быть, она довольно серьёзно относится к своему творчеству, если готова ради него пропустить встречу с Уильямом. Потом Джеральд показал мне эту её песню. Начинается она так:

Сердце, полное надежды,
Лишь тебе доверю я —
Ты особенный, конечно,
Понимаешь ты меня!

Вечером сказал Энн, как это замечательно, что девочка в возрасте Элси пишет такие позитивные песни о Боге. В ответ она как-то странно на меня посмотрела. С чего бы это?

Понедельник, 17 февраля

Вечером было кое-что интересное. Случайно услышал, как у соседа звякнула калитка, выглянул из окна в прихожей (посмотреть, как там погода) и возле двери Фрэнка Брэддока увидел отца Джона, того самого монаха из церкви. Кинулся на кухню, чтобы поскорее вынести мусор, успел вовремя выскочить на крыльцо и увидел, как Брэддок, открыв дверь, радостно завопил: «Вот это да! Лопух! Глазам своим не верю! Давай, заходи скорее, дубина ты стоеросовая!»

Монах, усмехаясь и приговаривая что-то вроде: «Привет, привет, Вонючка!», прошёл в дом и закрыл за собой дверь.

Надо же!

Ближе к ночи опять стрельнуло в спину. Хоть бы хуже не стало. Обидно было бы пропустить служение в следующую среду. Хочу сам увидеть хоть одно настоящее исцеление.

Вторник, 18 февраля