Сокровенный дневник Адриана Пласса (37 и ¾ лет от роду)

После работы зашёл к Биллу и Китти Доув. Очень приятно посидели. Китти что-то нездоровится, но она всё так же тихонько светится и улыбается. Рассказал им о своих сомнениях насчёт смерти и небесной жизни, о том, как я испортил «культпоход» мистера Как-его-там-Пинкни — ну, и обо всём остальном тоже. Билл сказал, что таких людей, как я, ещё поискать, а Китти сказала, что с помощью всех этих проблем и ошибок Бог, должно быть, готовит меня для какого-то совершенно особенного дела, которое способен выполнить только я и больше никто. Надо же, никогда об этом не думал. Отправился домой с облегчённым сердцем.

Билл проводил меня до калитки и тихо сообщил мне, что на днях Китти собирается лечь в больницу на обследование, но не хочет, чтобы вокруг неё поднимали шум.

Вернувшись домой, рассказал об этом Энн и Джеральду. Потом мы втроём немного помолились и сказали «аминь» громче и дружнее, чем обычно.

Вечером пришёл Леонард, и мы с ним и Джеральдом сели играть в «Скрэббл». Как обычно, они оба постоянно ворчали на меня за то, что я слишком долго думаю, а Леонард то и дело выкладывал слова вроде «зыкюш» или «хфущец», горячо доказывая, что, согласно полному и несокращённому изданию Оксфордского толкового словаря, «хфущец» — это биологический гибрид, получаемый от скрещивания жирафа и хорька. Джеральд опротестовал это заявление на том основании, что акт спаривания между этими двумя животными геометрически невозможен, и дальше они ударились в такие вульгарные подробности, которыми я не собираюсь осквернять свой дневник, ведь он, в конце концов, предназначен для записи духовных мыслей и переживаний.

Спина всё ещё побаливает. Когда я поднимался в спальню, Джеральд сообщил, что если составить анаграмму слова «старейшина», получается «Тише! Рай сна!» Я неумеренно расхохотался и, вероятно, опять что-то там защемил.

Среда, 19 февраля

По-моему, последнее время у Джеральда какое-то ненормальное, гипертрофированное чувство юмора. Сегодня в час ночи услышал внизу шум, спустился посмотреть, что там такое, и увидел, что Джеральд сидит в гостиной, а вокруг всё усеяно обрывками бумаги с нацарапанными на них буквами. Он поднял на меня дикий, торжествующий взгляд и сказал:

— Фурия валит плошки!

Я нервно отступил на шаг.

— «Фурия валит плошки»! — воскликнул он, размахивая листком бумаги. — Анаграмма имени «Виктория Флашпул»!

Вернулся в постель. Что за глупости, честное слово!

Утром во время молитвы почувствовал настоятельное побуждение дать нашему соседу мистеру Брейну — пожилому чудаку, который когда-то играл в театре, а теперь живёт на довольно скудную пенсию, — небольшое денежное вспомоществование. Вспомнил стих в Библии, где сказано, что давать нужно тайно. Не сказал об этом даже Энн. Просто положил деньги в обычный конверт и потихоньку сунул ему в почтовый ящик, когда возвращался с работы. Немножко подождал возле калитки в надежде, что он увидит меня в окно.

Сегодня забегал Эдвин. Сообщил, что пригласил к нам в церковь проповедника из Калифорнии по имени Дуайт Хакенбекер и в воскресенье он будет проповедовать о духовных дарах.

Четверг, 20 февраля

Сегодня весь день ощущал внутри приятное, радостное тепло, стоило мне только вспомнить об удовольствии, которое, должно быть, принёс старому мистеру Брейну мой маленький подарок. Какая это всё-таки радость, какая великая честь — щедро делиться с другими своими благословениями!

Вечером на группе говорили про единство в церкви, — хорошо это или плохо. Ричард Кук сказал, что он, лично, не возражает против единства, если только для этого нам не придётся менять свой стиль поклонения или общаться с людьми из других церквей, про которых никак нельзя сказать, что они «воистину на Пути», особенно, если в каждом углу у них стоит по иконе и статуе.

Старая миссис Тинн пробормотала, что она, в общем, не против встречаться и общаться с другими христианами, но самой ей уж очень не хочется посещать такие церкви, «где все углы заставлены конными статуями».

Все засмеялись, но Эдвин сказал, что это очень важный вопрос и поэтому нам следует относиться к нему серьёзно и не забывать, что все мы являемся членами одного церковного Тела и, значит, по-настоящему нуждаемся друг в друге.

Потом мы хорошо поговорили, и под конец каждый сказал, какой именно частью тела нашей церкви он себя видит. Энн сказала, что она, наверное, всего лишь кусочек сухой, сморщенной кожи где-нибудь на локте, но старый добрый Эдвин возразил ей и сказал, что ему она куда больше напоминает сердце.

Давным-давно не видел, чтобы Энн так вспыхивала!

В этот момент (и, по-моему, весьма удачно) раздался телефонный звонок, Джеральд вскочил и кинулся в прихожую. Протискиваясь в дверь мимо Ричарда, он сказал:

— Извини, Ричард, но ты воистину на пути!