Джеральд, по-моему, весь день развлекался от души. Он спросил у дяди Ральфа, не знает ли он ещё каких-нибудь «клёвых игр».
Тот ответил, что лучше всего играть в «бутылочку». Все садятся в круг, каждый выпивает по бутылке виски, потом один из игроков выходит за дверь, а все остальные пытаются угадать, кто это был.
Ну как можно поддерживать в семье Божий порядок с такими родственниками, как дядя Ральф?
Если бы мне никто не мешал, я мог бы стать замечательным христианином! Я уже не первый раз так думаю. Вечером в постели сказал об этом жене.
— Обещаю тебе, милый, — сказала она, — что мы с Джеральдом постараемся не стоять на пути твоего христианского благочестия.
Иронизирует, значит. Что ж…
Сегодня утром к нам явился Ричард Кук с приглашением на церковную новогоднюю вечеринку. Провёл его на кухню. Всё время ужасно боялся, что дядя Ральф опять выкинет одну из своих диких шуточек, и потому, признаюсь, повёл себя не очень честно.
— Видишь ли, Ричард, — сказал я, — к жене на праздники приехал дядя. Он неверующий и иногда ведёт себя… э-э-э… несколько странновато. Но, по-моему, отчасти наше христианское свидетельство заключается в том, чтобы проявлять дух терпимости и иногда даже делать вид, что нам нравятся анекдоты, которые… ну, которые не совсем того…
А говорил я всё это потому, что пару раз не удержался и рассмеялся, когда дядя Ральф рассказывал всякую пошлятину. Я дядю Ральфа давно знаю. Он может сказать Ричарду: «Вот, слушай классный анекдот — Адриан от него чуть штаны не намочил!»
Что же до свидетельства, то, честно говоря, до этой минуты оно мне и в голову не приходило. Не вообще, а по отношению к дяде Ральфу. Ну какой из него христианин?
Поэтому я чуть не упал от удивления, когда мы вошли в гостиную. Это было просто какое-то чудо! Дядя Ральф спокойно и приветливо пожал Ричарду руку и гостеприимно повёл его к нашему самому удобному креслу.
— Вы даже не представляете, — приговаривал он, — как приятно мне познакомиться с одним из близких друзей Адриана! Прошу вас, садитесь!
Но не успел Ричард опуститься в кресло, как откуда-то из-под него раздался громкий, совершенно невозможный звук. Бедный Ричард, как ужаленный, вскочил на ноги, а дядя Ральф, сотрясаясь от безудержного смеха, вытащил из-под сиденья сдувшийся резиновый пузырь с надписью: «Музыкальный привет из Бронкса!»
Ричард, должно быть, вспомнил мои кухонные наставления, натужно закудахтал и проговорил высоким, неестественным голосом:
— Надо же, какая забавная шутка! Хе-хе… Нет, вы не подумайте, я вовсе не обижаюсь… Нет, нет. Было очень даже смешно. Хе-хе…
Я готов был провалиться сквозь землю от стыда.
Позднее позвонил Ричарду и признался, что побоялся сказать ему всю правду. Уж не знаю, в чём тут дело, в толстокожести или в милосердии, но надо отдать ему должное: он никогда долго не обижается.
Рассказал обо всём Джеральду и Энн, когда они вернулись домой. Энн выслушала меня без особого энтузиазма, потому что всё утро водила по магазинам тётушку Марджори, выходящую в город исключительно для того, чтобы выразить своё полное неодобрение по поводу всего, что попадается ей на пути. Зато Джеральд заставил меня повторить всё это три раза, и даже потом, поздно вечером я ещё слышал, как он смеётся у себя в комнате.
Слава Богу, завтра тётушка с дядей Ральфом, наконец-то, отбывают.
Пора, пора, что и говорить.
Что-то зуб начал побаливать…
Всё, уехали! В доме снова мир и покой.
Сегодня ходил в местный клуб на репетицию «Дурных вестей для дьявола». Подойдя к двери, остановился и немного послушал. Впечатление такое, будто в шахту грузового лифта сбросили концертный рояль, под крышкой которого нечаянно застрял какой-то бедолага.
Как выяснилось, это ребята исполняли композицию под названием «Мир придёт».
Про себя подумал, что им куда лучше подойдёт название «Довольно утешительные вести для дьявола».
Но вслух ничего не сказал.
Уж больно они серьёзные и увлечённые.
Вся группа состоит из Джеральда (соло-гитара), Вернона Ролингса (бас-гитара), Элси Берлесфорд (флейта) и Уильяма Фармера, который играет на ударных (очень громко) и поёт (невразумительно).
Оказывается, всем им абсолютно наплевать на деньги и популярность. Они хотят лишь одного: служить своей музыкой Богу.
Никогда не видел, чтобы Джеральд хоть к чему-нибудь относился с таким рвением.
Эдвин пригласил их через три недели выступить на служении в церкви, «если они будут готовы».
Хм-м-м…
Всё время болит зуб. Не сильно, но противно.
Главное, чтобы Энн ни о чём не догадалась.
Проснулся.
Зубная боль.
Пошёл спать.
Так болит, что в глазах темно. Хоть на стенку кидайся!
Проснулся в пять утра от нестерпимой зубной боли. Тоска! Заперся в туалете и горячо помолился. Может, само пройдёт? Чувствую, что начал раздражаться по любому поводу. Надо быть поосторожнее, а то Энн всё поймёт.