Есть слова, которыми мы пользуемся ежедневно, но которые при этом имеют довольно странное значение. Мы много говорим о «прошлом», этим словом пользуется весь мир, но очень трудно определить, где кончается прошлое и начинается будущее, потому что даже в тот момент, когда я произношу слово «будущее», оно уже оказывается в прошлом. Другими словами, настоящее есть мгновенный и непрерывный опыт, который переходит из будущего в прошлое, и все, что мы делаем, все, что мы имеем, находится уже в прошлом – в этом странном месте, в этом фантастическом хрустальном музее, где вещи неподвижны и не подвержены распаду и разрушению. В прошлом мы снова видим себя молодыми, снова встречаем уже умерших любимых людей, наблюдаем жизнь ушедших цивилизаций; в прошлом находятся все наши мечты – те, которые мы осуществили, и те, которые не смогли осуществить. Но даже если мы не осуществили их, они не лишились реальности, но остались реальны внутри нас. Каждый из нас владеет огромным сокровищем прошлого и не является еще одним удостоверением личности, а является, давайте повторим это еще и еще раз, человеческим существом. Является человеком со всем своим прошлым, со всей своей энергией, которые, как пружина, толкают его вперед. Туда, где мы смутно различаем то, что называется будущим.
Прошлое и будущее не являются разными полюсами, они не противоположны друг другу, а представляют собой некую непрерывность. Но мы, мужчины и женщины, находимся между прошлым и будущим. Мы находимся между двумя великими загадками. Когда-то я написал книгу «Пес Моасси» – может быть, кто-то из вас ее читал; ее заглавный герой – собака, которая не умеет слишком много размышлять. Моасси нравятся деревья, как и всем собакам. Он лежит рядом с деревом и думает, что есть две бесконечности. Одна, направленная вниз, – это корни дерева, которых он не видит, но которые, тем не менее, существуют. Другая, направленная вверх, – ветви дерева, которые он только смутно различает в вышине и о которых может только мечтать; там живут странные существа – птицы, которые летают и щебечут; там распускаются странные объекты, которые распространяют аромат, ярко раскрашены и называются цветами. Моасси будто бы пойман в ловушку, он находится между прошлым и будущим, как и я сегодня, когда хожу между вами, между одними и другими. Он находится между неким прошлым и неким будущим, но знает лишь то, что находится прямо перед ним; он видит из прошлого только сухие корни, он видит из будущего только опадающие листья. Нам всем очень трудно иметь точное представление о том, что такое прошлое и что такое будущее. Человечество вообще имеет очень неполное представление о своем собственном прошлом. Я говорю о человечестве, а не о какой-то человеческой группе.
Из нашей истории мы знаем только последний день, последнее мгновение.
Что мы знаем об Истории? То, что нам хотел сказать Геродот, который в своих девяти книгах говорит о разных народах, существовавших во времена классической Греции? Да, но когда началась классическая Греция, уже пала Троя, а когда началась Троя, уже пал Тартесс – та культура в Испании, недалеко от Кадиса, где, как говорят, корабли имели серебряные якоря. Другими словами, прошлое теряется в дали. Кто нарисовал бизонов и других животных в пещерах Альтамиры и всех Пиренеев, как французских, так и испанских? Были ли эти люди дикими, были ли они грубыми? А если они были и дикими, и грубыми, то как они открыли положение лап животных при беге намного раньше, чем это сделал кинематограф в XX веке? Какими силами, какими способностями к наблюдению они обладали или какие хранили традиции? Что это за удивительное искусство, позволяющее получать из простой выпуклости на потолке пещеры цветного и объемного бизона? Что это за психологическое знание, которое добавляет оленю множество ног, чтобы казалось, что он бежит, как в кино? Разве эти люди были грубыми? Как они умудрились рисовать в этих узких и темных пещерах (которые сегодня расширены и освещены специально для туристов), не оставив никаких следов копоти на потолке? Какие лампы или факелы использовали, если вообще использовали что-нибудь? Но ведь не в темноте же они рисовали? Вот так мы погружаемся в загадки прошлого.