По дороге в аэропорт Пит схватила в книжном магазине пару биографий и провела большую часть дня в Париже, изучая их. Она вышла только посетить первый магазин Картье, где, как известно, герцог заказывал особые подарки для своей жены ко дню ее рождения и годовщинам их свадьбы, и посмотреть на парижский филиал «Дюфор и Ивер» из-за сентиментального любопытства.
Она не любила осматривать достопримечательности. Виды Эйфелевой башни, Сены и Нотр Дам, которые невозможно пропустить, разъезжая по Парижу на такси, навели на нее только грусть. Париж — город влюбленных, все песни и стихи говорили об этом. Ей надо было бы быть здесь в первый раз с Люком.
Хоть он и извинился, когда она позвонила из аэропорта Кеннеди перед отлетом в Париж, Пит знала, что проблема не похоронена навечно. Люк никогда не сможет полностью побороть свое чувство злобы против определенного вида богатства и его разрушительных сторон. Он считал, что оно убило его мать. Он был не настолько глуп, чтобы в отместку сделаться нищим, но большую часть денег тратил на филантропию, а не на роскошь. Поэтому между ними могло быть не только различие во взглядах и ценностях, но и то, что ей нравилось в нем больше всего — его цельная натура, честность с ней и откровенная приверженность бескорыстной жизни.
В субботу утром Пит оделась в подобающий случаю черный костюм — ничего такого, что могло бы затмить герцогиню, — и убрала назад волосы, чтобы выглядеть аккуратной. Готова, успокоила она себя, посмотрев последний раз в зеркало, выходя из номера и повторяя шепотом: «Реверанс, собаки, лесть… реверанс, собаки, лесть».
Через полчаса такси въезжало через высокие чугунные ворота на краю Булонского леса, и Пит очутилась во дворе большого дома с каменной балюстрадой вокруг крыши.
Дверь открыл седовласый Джордж Санегр, долголетний дворецкий-испанец герцогини. Высокий и прямой, в полосатых утренних брюках и фраке, он впустил Пит, как только она назвала себя.
Почти сразу же к ней подлетело трио пронзительно лаявших грязно-бежевых мопсов с серыми и черными мордами, которые вбежали в открытую дверь и заскользили по мраморному полу. Их украшали ошейники из норки, усыпанные бриллиантами, и от них пахло духами «Диор».
Дворецкий указал на книгу, лежавшую на мраморном столике.
— Запишитесь, пожалуйста, в книге посетителей, и я проведу вас в салон. — Рядом с книгой Пит заметила красную кожаную коробочку, на которой золотыми буквами было вытиснено «Король». Дрожь прошла по ее телу даже при взгляде на историю ушедшей эпохи.
Ее провели из огромного холла с причудливо расписанным потолком по широкой лестнице в изысканную серебристо-голубую комнату, полную бледного водянистого солнечного света. Зеркала с канделябрами отражали прекрасную французскую мебель и портреты королевы Марии, королевы Александры и герцога — во всех регалиях принца Уэльского Эдуарда, висящие в серебряных рамах, украшенных драгоценными камнями.
Комната была заставлена столами разной формы и размеров, и на каждом из них сверкали сокровища — драгоценные кинжалы, фарфоровые конфетницы, шкатулки работы Фаберже, покрытые бриллиантами, серебряные подсвечники, табакерки, часы, небольшие лампы, даже боевая дубинка маори из Новой Зеландии.
Повсюду были цветы — белые каллы; большие, размером с капусту, высокие пионы; букеты тепличных нарциссов, распространяющие дурманящий аромат, и огромные, любимые герцогиней, белые хризантемы.
В ожидании герцогини Пит подошла поближе к портретам. Она остановилась перед королевой Марией, в парадной мантии, изображенной в царственной позе, когда позади нее голос решительно произнес:
— Моя свекровь. Она никогда не считала нужным признать меня.
Пит повернулась и увидела герцогиню, которая направлялась к ней с легкой улыбкой на лице. Герцогиня подала ей руку. Взяв ее, Пит присела в реверансе, который вчера вечером усердно училась делать перед зеркалом. Герцогиня улыбнулась более радушно, указав Пит на кресло.
— Присаживайтесь, мисс Д’Анджели. — Ей было далеко за семьдесят, но герцогиня сохранила поразительную фигуру. На ней было темно-синее платье, ее черные как смоль волосы в то утро были уложены Александром, который проделывал это ежедневно на протяжении почти тридцати лет. Три подтяжки кожи лица дали замечательный результат. Решительная линия подбородка, высокие выступающие скулы, правда, глубокая морщинка пересекала лоб, а высокие брови дугой придавали ей несколько удивленный вид.
Собаки вбежали следом за ней в комнату, обнюхивая ее лодыжки, потом направились к Пит и стали обнюхивать ее туфли. Герцогиня одобрительно наблюдала, как Пит наклонилась к мопсам и почесала им головы: «Ну, здравствуйте». Опускаясь на диван, герцогиня тихо окликнула собак, и они улеглись на подушках у ее ног.
Реверанс, собаки и лесть, напомнила сама себе Пит.
— Прелестная комната, мэм. Вы сами украшали ее? — Пит прекрасно знала, что так оно и есть.
— Да. Я лично украшала весь дом. Мне это доставило особую радость, герцогу нравился мой вкус.
Она оглядела комнату.
— В ней сохранилось все в том же виде, как и при его жизни.