Сокровища

— Да, — согласилась Анна, — но какие закуски! Я скажу тебе, что два часа ходила по магазинам в поисках самой лучшей копченой колбасы, самой замечательной селедки. У нас будет капустный салат и пикули, жареный перец и, и… — она засунула руку в сумку, лежавшую на столе около двери, и начала вытаскивать продукты, — …хрустящий картофель, виноград и… — Торжественным жестом она извлекла две бутылки вина, одну белого, другую красного. — И вино! А теперь, Стефано, хватит ли у тебя смелости сказать, что я не потрудилась над этой едой, как шеф-повар?

— Никогда, моя дорогая, — сказал Стив, целуя ей руку. — А сейчас марш на кухню, женщина, и закончи свою работу. Ты сможешь, по крайней мере, порезать колбасу и разложить все остальное на приличные тарелки.

— Да, да. Я все сделаю очень красиво. Как ты, — ответила она и поцеловала его.

Пит смотрела на отца в изумлении. Она не могла припомнить, чтобы видела его рядом с матерью таким раскованным и улыбающимся, таким спокойным. Его отношения с Анной, казалось, были основаны не только на любви, но и на симпатии. Им явно было хорошо вместе.

Пит заметила, как изменился отец за год его жизни с Анной. Он выглядел моложе, смеялся больше, чем раньше, и бросил курить. Он также нашел работу, которую любил, и теперь стал редактором и репортером в нью-йоркском бюро крупной итальянской газеты.

Пит была рада, что после стольких лет страдания он наконец обрел жизнь, которая приносила ему удовольствие. Разве он не заслужил этого?

— Стефано, почему ты не пригласишь Пит в комнату, пока я вожусь на кухне.

— Потому что мне до обеда надо закончить перевод. Пит, помоги Анне, хорошо? Она может отрезать себе палец, как отрезает колбасу. За ней на кухне нужен глаз да глаз.

Из кухни в его сторону пролетела луковица и попала Пит в плечо.

— В яблочко! — воскликнул Стив и метнул луковицу обратно в сторону кухни. Потом он исчез за перегородкой.

Пит пошла в угол огромной комнаты, приспособленной для кухни, отделенный от остальной части стойкой из мясной лавки, радуясь возможности получше приглядеться к Анне. Пространство было заполнено сверкающими кастрюлями с медными днищами, которые выглядели так, будто ими никогда не пользовались. Сверху свисали пучки трав и цветов.

— Красиво, правда? Подруга помогла мне все это купить. Она решила, что мне следует попытаться ввести людей в заблуждение, я думаю. — Она заговорщицки улыбнулась Пит. — Я дурачила твоего отца. Но только неделю. Он полагал, что я сама делаю картофельный салат и борщ. — Она рассмеялась своим сердечным смехом.

— Не похоже, что он ходит голодный, — заметила Пит, беря нож и зрелый помидор.

— Нет, нет. Я кормлю его все время. Это польская традиция.

— Вы давно здесь, в этой стране?

— Пять лет. Я знаю, что говорю, будто пробыла пять месяцев. Английский — странный язык.

— Вы очень хорошо говорите. Почему вы уехали?

— Я художник. В Польше быть художником очень трудно, особенно если не хочешь создавать партийное искусство. Там невозможно дышать. Чтобы быть художником, душа, ум и сердце должны быть свободными, свободно парить, как гигантские птицы, или шлепнуться лицом. — Она вновь рассмеялась, и Пит подумала, что она уже давно не слышала такой легкий и радостный смех.

— Наверное, замечательно быть художником? — спросила Пит, вспомнив о том произведении ювелирного искусства, которое видела по пути в Сохо. — Создавать что-то прекрасное, чтобы другие могли оценить и при этом знать, что они тоже видят в этом красоту.

— Да! Верно, Пит. Именно это я имею в виду, когда работаю в своей студии. Поделиться своим видением прекрасного. — Она воодушевленно жестикулировала, когда говорила, большой нож, как у мясника, в ее руке рисовал в воздухе огромные дуги. — Самое лучшее на свете, когда кто-то, кого ты не знаешь, у которого нет причин любить тебя или лгать тебе, скажет, что у тебя хорошая работа, красивая работа, что она имеет значение и для него тоже. Вот тогда я знаю, почему я стала художником.

— Мне бы хотелось когда-нибудь посмотреть ваши работы.

— Хорошо. Придешь ко мне в студию. Я покажу тебе.

Потом они трудились молча. Как раз перед тем, как отнести переполненные тарелки на стол, Анна опять повернулась к Пит.

— Можно я тебе кое-что скажу?

— Конечно.

— Я люблю Стефано, и он любит меня. Мы подходим друг другу. Но я не пытаюсь занять место твоей матери, Пит. Никогда.

— Теперь я знаю.

— Но я надеюсь, что мы подружимся, Пит. Хорошо быть друзьями, правда?

— Хорошо. — Потом она удивила ее. Положив огромный нож, она заключила Пит в объятие, большое и теплое. Это было замечательно.

— Угощение готово, — позвала Анна из кухни, и они все направились к столу.

Был веселый, оживленный, смешной обед. Пит не переставала удивляться, как прекрасно смотрелись вместе отец и Анна, как они подходили друг другу.

— Ты уже закончила? — спросила Анна, когда Пит одолела только одну тарелку, с верхом наполненную едой. Она вздохнула. — Как бы мне хотелось, чтобы у меня был такой плохой аппетит. Но моя голова постоянно повторяет mangiolo, Anna, mangiolo[16].

Пит захихикала, а Стив захохотал.