- Публика ждёт твоего появления. Ждёт тебя настоящую. Все мы понимаем, что испытания закаляют человека, для многих твоих зрителей ты стала примером мужества и выдержки. Кстати, не только для зрителей. Голливудские продюсеры готовы сами приехать, чтобы заключить с тобой контракт. Они понимают, что сейчас ты вряд ли согласишься подняться на борт самолёта.
Стефани раздражённо ответила:
- Плен обеспечил мне особую популярность. Но разве к этому я стремилась?
- Что же изменилось? – Эжени поддалась вперёд, словно приступая к консультации. – К чему сейчас стремится твоя душа?
- Душа? – Стефани недоверчиво посмотрела на неё. – По-моему, ты говорила, что современная психология рассматривает не душу, а психику. Душу вылечить невозможно, а вот психику подлатать – всегда пожалуйста!
- Не пойму, что тебя так раздражает...
- То, что все лезут туда, где ничего нет! Пол носится со мной, словно я заболевший ребёнок, ты смотришь на меня, как на пациента, остальные сочувствуют…
- И восхищаются!
- Господи, создали из меня легенду! – раздражение Стефани плескалось через край. – Разве кто-нибудь действительно понимает, через что мне пришлось пройти?!
- Тебе станет легче, если ты расскажешь мне. Что-то зовёт тебя обратно в джунгли, в ту ситуацию. Здравый смысл сообщает мне, что заложник должен радоваться своему освобождению, а ты как будто им тяготишься. Налицо так называемый «стокгольмский синдром», уже прости мою профессиональную терминологию.
- Какой синдром? Опять эти дебри психики!
Эжени решилась быть откровенной.
- Стефани, я надеюсь, что ты простишь меня, - начала она, - помнишь мою диссертацию? Я почти закончила её. Она посвящена «стокгольмскому синдрому». Я недаром выбрала эту тему: ты – живое доказательство этого синдрома.
Стефани с любопытством смотрела на подругу.
- Я слушаю.
- «Стокгольмский синдром» описывает особое состояние психики заложников, когда они начинают симпатизировать, а порой и сочувствовать террористам. В тяжёлых случаях может даже произойти отождествление себя с ними. Если захватчиков удаётся обезвредить, бывшие заложники могут проявлять нешуточный интерес к их дальнейшей судьбе. Они просят смягчить приговор, могут навещать их в тюрьме…
- Что за бред?! – возмущённо воскликнула Стефани, начиная чувствовать беспокойство.
- Криминалист Нильс Бейерут, которому приписывают авторство этого термина, вряд ли согласился бы с тобой. Не хочешь узнать предысторию возникновения так возмущающего тебя синдрома? – Эжени внимательно смотрела на подругу, начиная понимать, что с ней не так.
Чуть помедлив, Стефани кивнула – хотя продолжение могло потребовать дополнительных душевных сил.
- В августе 1973 года бежавший заключённый захватил банк в Стокгольме, в котором взял в заложники трёх женщин и мужчину. Спустя пять дней полиции удалось освободить пленников, но каково было общее удивление, когда те встали на сторону преступника и, по некоторым данным, наняли ему адвоката за собственные деньги! А ведь их жизни все пять дней висели на волоске. Что, впрочем, не помешало им впоследствии навещать своего захватичка в тюрьме и просить для него амнистии. Он, видите ли, хорошо с ними обходился!
Эжени откинулась на спинку стула, с удовлетворением наблюдая реакцию Стефани. Лицо подруги заметно побледнело, пальцы нервно сжимали ножку бокала. Эжени решилась на прямую атаку.
- Стефани, на формирование «стокгольмского синдрома» уходит три-четыре дня, но ведь ты провела в обществе террористов гораздо больше. Между вами должны были сложиться какие-то отношения…
- Они гибли друг за другом, - еле слышно произнесла Стефани, - мы со Стивеном остались одни.
- Я понимаю, тебе эти воспоминания неприятны, - начала Эжени и вдруг осеклась, увидев, как разгораются глаза подруги.
- Как же он возникает, этот синдром?
- Под влиянием двух факторов – инстинкт самосохранения и установление личных отношений при длительном контакте. У тебя был месяц.
Стефани молчала.
- Ты красивая женщина, а Стив Дани, несмотря на те ужасы, которые он вызвал к жизни своими действиями, весьма привлекательный мужчина. Вылитый альфа-самец, на огонь которого женщины летят, подобно мотылькам. Сгорают, само собой разумеется… Я понимаю, что всякое могло произойти…
- Его интересовали только сокровища! – с горечью воскликнула Стефани и поставила бокал на стол так, что вино плеснуло через край. – Он одинок и несчастен не потому, что стал изгоем, а потому, что отказался от любви, от ещё одного шанса жить полноценно.
- Стефани, - Эжени внимательно смотрела на неё, ожидая признания, - что произошло между вами? Я не скажу Полу.
Стефани глубоко вздохнула, готовая во всём признаться, но в последнее мгновение сил хватило только на полуправду:
- Я успела привязаться к нему. Это неестественно, да?
- Как раз наоборот. Твоя привязанность – неважно, на каком этапе она зародилась – помогла выйти из этой переделки живой и невредимой. Нервы, конечно, у тебя ни к чёрту, но их мы подлечим, будь уверена.