Сокровища древнего кургана

— Да бросьте вы, ребята! Тут дело серьезное… А вы все одно: зубоскалите да гогочете.

У меня сердце замерло: эх, не надо бы говорить! Зачем раньше времени шуметь? Вдруг что-нибудь не так получится или какая ошибка выйдет. Но Эвка уже выпалила:

— Костя в Желтом кургане старинный черепок выкопал! Если повезет, то и нам кое-что достанется, тогда можно будет свой музей открыть.

Однако ребята встретили новость довольно прохладно и в восторг не пришли. Один Игорь разулыбался мне.

— Брао-брао! Неужели — черепок?! Настоящий? Какой он? Мне не хотелось отвечать, но я выдавил:

— Небольшой… Будто закопченный… Наверное, от какого-то глиняного сосуда…

— Неужели от сосуда?! — ошарашенно воскликнул Игорь. — Это же находка века! Это вам не какой-нибудь наконечник от кривой стрелы! По черепку, да еще от сосуда, можно писать исторический роман… Верно, ребята?

— Еще как! — выкрикнул Рагозин. — Длинный, на два килограмма.

— Килограмма, гамма, драма! — пробарабанил Клюня и тоже захохотал.

Игорь снова обернулся ко мне.

— Ты его береги. Лучше всего запри в сейф. В сельсовете. У Ивана Саввича.

У Эвки вдруг вспыхнули щеки.

— Игорек, зачем ты так? Нехорошо ведь, нечестно. Разве Костя сделал вам что-то плохое?

Игорь понял, что малость переборщил или, как он сам выражается в таких случаях, сделал проброс.

— О чем ты? — торопливо и примирительно проговорил он. — Это просто дружеский скулеж. Ерунда… Я рад. Свой музей — это здорово.

Но Эвка, как мне показалось, не поверила Игорю. Она хотела что-то сказать, но промолчала, обернулась ко мне.

— Так, значит, завтра приходи в сельсовет. К двенадцати. Там обо всем договоримся. Нас Иван Саввич звал. Всех.

Я только и смог, что головой мотнуть: хорошо! А Эвка, немного расстроенная, не попрощавшись ни с кем, направилась к девчонкам. Они стояли неподалеку и о чем-то оживленно разговаривали, столпившись вокруг Буланки. До меня доносилось лишь одно ее восторженное блеяние: «Ой, как романти-и-ично!»

В этот день мне так и не удалось поработать на Желтом кургане. Забежал к себе, чтоб чего-нибудь перекусить, а дома мама в постели — температура высокая. Я мигом слетал в амбулаторию за нашей фельдшерицей — молоденькой и красивой Ниной Павловной, потом приготовил маме поесть, потом… Да разве перечтешь все домашние дела? Их всегда набирается полно, только успевай поворачиваться.

Лег спать поздно, однако долго не мог заснуть, все думал: о чем это Эвка хочет завтра со мной поговорить?

Глава одиннадцатая Это был он…

Но назавтра мне не удалось повидать Эвку. Маме стало совсем плохо, и мы с Ниной Павловной на председательской «Волге» повезли ее в райцентр, в больницу.

Мама всю дорогу очень беспокоилась: как я буду жить один, кто присмотрит за мной, наконец, что станется с огородом — вон на дворе какая сушь, грядки надо поливать ежедневно.

Я гладил горячую, вдруг обессилевшую мамину руку и как мог успокаивал. Присматривать за мной?.. Да, что я, маленький? И в доме приберу и есть приготовлю…

— Только, пожалуйста, не надо переживать. Лучше выздоравливай побыстрей. А я тебе письма писать буду, обо всем рассказывать…

Маму положили в больницу сразу. Шофер наш, Венька Козлов, вытер подкладкой кепки лицо и поехал заправляться. А Нина Павловна потащила меня по магазинам.

На душе было так тяжко, так беспокойно, что хоть реви. Да я заревел бы, если б рядом никого не было.

Беготня по райцентру мне быстро надоела и магазины тоже. Я стал поджидать Нину Павловну на улице: пусть сама мнется в толкотне, если ей это нравится.

Прошло, наверное, уже целых полчаса, а Нина Павловна все не появлялась. Я понял — она не выйдет из этого универмага, покуда не перемеряет все, что там есть.

Ноги у меня одеревенели и я заоглядывался: где бы присесть. Неподалеку заметил скамейку и направился к ней. Навстречу мне шел мужчина, который показался очень знакомым. Не то тем, как размахивал руками, не то тем, как держал голову, немного закинув ее назад.

«Кто такой, — подумал я, — ведь я его знаю». И вдруг сердце дрогнуло: «Неужели — он?!»

Да, это был он, мой папка. Худой, небритый, в длинном измятом пиджаке. На правом рукаве белело густое известковое пятно, на штанинах засохли брызги грязи.

Я растерялся. Шагнул ему навстречу, хотел крикнуть: «Здравствуй, папка. А вот он я!»

Но папка глянул на меня впалыми, пустыми глазами и прошел мимо. Не узнал! Не узнал меня. Да как же это?

Я больше не раздумывал, бросился за ним, чтобы остановить его, но тут из-за угла вывернулся какой-то мужик в расплющенной шляпе и телогрейке, хотя на дворе была жарища адская, схватил папку за плечи, тряхнул, словно мешок с соломой, и закричал чуть ли не на всю улицу:

— А, попался, который кусался! Дак ты чо, решил сбежать от меня, а? Уже три недели, считай, ищу тебя. Ну, барбос эдакий! Когда деньги-то вернешь?

Отец, жалко улыбаясь, не то говорил ему что-то тихо, не то просто беспомощно шевелил губами.

— Ну, что лопочешь, как дистрофик? — кричал мужик. — Твердо говори! Не юли.

Мимо проходили люди, и никто на этих двоих не обращал внимания, будто их и не было вовсе.