— Да, жизнь исчезает, а земля хранит память о ней, о тех, кто когда-то был и кого больше никогда не будет. Что это за память? Многое: обломки камней, черепки, кости, орудия труда и оружие, рисунки, письмена, останки человека. По ним, по этим дорогим для нас памятникам древности, археологи и определяют приметы исчезнувших культур и цивилизаций.
— Просто как фантастика, — задумчиво проговорила Эвка. — Только это — правда! Прямо представить не могу, до чего интересно и необыкновенно.
— Кстати, — произнес Микрофоныч, попеременно поглядывая то на Эвку, то на меня. — Кстати, вы знаете, что означает само слово «археология»?
Эвка покачала головой, а я опять покраснел. Ну, обалдуй, не мог нигде за столько времени узнать, что такое археология. Так тебе и надо — красней! Сейчас Микрофоныч выдаст тебе еще… Однако Микрофоныч даже не сделал укоризненно-болезненного лица, как любил это делать на уроках, а спокойно и просто сказал:
— Археология — это буквально «слово о древности». Впервые это слово употребил еще в четвертом веке до нашей эры великий греческий философ Платон. В его время археология опиралась лишь на письменные источники и повествовала только о личностях правителей, войнах да переворотах. Тысячелетия изменили смысл термина. Сегодня археология — это наука, которая изучает прошлое по вещественным материалам, добытым из земли. Так трудами археологов, например, была воссоздана история многих народов Сибири.
Остановился на секунду, задорно подмигнул нам.
— Вот и мы тоже, быть может, пусть хоть маленькую кроху, но внесем в эту историю. Внесем, Брыскин?
— Внесем!
— А коли так, — сказал Микрофоныч, подымаясь, — коли все основные вопросы решены — пора домой. Нужно готовиться к работе.
Когда мы пришли в село и когда Микрофоныч свернул на свою улицу, я тронул Эвку за плечо. Она обернулась.
— Что?
— Слышь, Эвка… Ты, это самое, не думай, что я хвастун или болтун какой…
Эвка ничего не ответила, а только с любопытством уставилась на меня.
Я заторопился:
— Это я про тот черепок, о котором тебе говорил… Помнишь? Правду я тогда тебе сказал. Был черепок… Только не настоящий. Пацаны подшутили надо мной…
Эвка нахмурилась, однако продолжала выжидательно молчать.
— Подсунули они мне этот черепок… Да и все прочее тоже.
— А что «все прочее?» — живо спросила она.
Я рассказал. И про Никульшихину кринку, и про бересту, и даже, дурак, про синюю дулю.
Эвка слушала не перебивая, только лицо все больше и больше мрачнело, а когда я закончил, неожиданно произнесла:
— Бедный Брыська!..
Я моментально разозлился.
— Знал бы, ничего не рассказывал. А то сразу «бедный!» Никакой я не бедный, просто…
Я не досказал: встретил Эвкин взгляд, теплый и участливый. Мне даже показалось, что она вот-вот протянет руку и погладит меня, как кота.
— И брось смотреть на меня так, — выкрикнул я. — Что я, слабак какой?!
— При чем тут слабак, — ответила Эвка. — Просто ты хороший.
Это меня сразило. Я стоял и молчал, совсем забыл, что еще хотел сказать. А она все-таки протянула ко мне руку, только не погладила, а легко сжала мои пальцы.
— До свидания, Костя. — И вдруг добавила: — И спасибо… За все…
Я совсем оторопел, хотел было узнать: за что? Но она уже вбежала в калитку.
Оказывается, я довел ее до самого дома.
Глава двадцать первая
В гости к строителям
Микрофоныч сообщил: завтра экскурсия на строительство канала. Ее, эту экскурсию, председатель сельсовета Иван Саввич готовил давно, но все как-то не получалось: то у строителей что-то не ладилось и им было не до приема экскурсантов, то у нас машин свободных не было, то шофер вдруг заболел. А тут вдруг все устроилось.
Я сразу бросился к Детенышу, которого не видел уже два дня. Я был все время занят, а он почему-то ни разу не зашел ни ко мне, ни в музей.
Торопился к Юрке, а сам представлял, как он обрадуется: ведь что там ни говори, а таких интересных поездок, как эта, у нас в последний год не было.
Детеныша я нашел в огороде — чинил ограду. Увидел меня улыбающегося, опустил жердочку, положил топор — так и подался ко мне. Я весело хлопнул его по плечу.
— Все, Юрка, едем!
— Куда?
— На экскурсию. К строителям. Завтра. В семь утра. Так что гляди не проспи. Машины — у конторы.
Детеныш сразу сник, медленно нагнулся, поднял топор, взял жердочку.
— Не поеду я…
— Почему?
Детеныш только вздохнул и отвернулся.
— Почему? — повторил я, не зная, что и подумать: Юрка так ждал этой экскурсии, столько разговоров было о ней.
— Как я поеду? Теперь все в меня будут пальцем тыкать, скажут: «Его дядя Максим струсил, в плен фашистам сдался». Первым тот же Петька Суриков завопит, вот, мол, какой он герой, твой дядька Максим. Как я буду? А? Как?
— Дурак! — закричал я. — Во-первых, это еще неизвестно, а, во-вторых, как только вернемся с экскурсии, сразу зайдем к Ивану Саввичу и все выясним, и решим.
Однако сколько я ни уговаривал Детеныша, как ни убеждал его ехать, он наотрез отказался. На другой день я снова забежал к Юрке, авось передумал за ночь. Нет. Даже слушать не стал: махнул рукой и молча пошел в дом.