Сокровища горы Монастырь

– Где Гриша? – спросил слабым голосом Вениамин Тихонович, снова силясь приподняться на руках. – Вы обещали…

– Где, сволочь, парнишка? – снова рявкнул дядька, пытаясь полоснуть меня уже кнутом. Они не боялись меня, и я почувствовал невольное уважение к ним.

Значит, не все еще, подобно мне, прогнулись под напором садистов-реформаторов. Значит, эти так называемые либеральные реформы не выветрили еще до конца в людях их лучшие качества: доброту, бескорыстие, готовность положить голову за ближнего. Даже если это последние из могикан.

– Все в порядке! – сказал я, легко увернувшись и от кнута. – Гриша жив и здоров. Я еще утром освободил его. Честное слово! Он там… на берегу, с матерью и братом… И еще! Честное слово, я рад, что вы живы… Вы даже не представляете себе, как я рад…

– Зачем вы это сделали? – прошептал с болью в голосе Вениамин Тихонович. – Ну зачем?

Я криво усмехнулся. Да и что я мог сказать ему, закостеневшему в своих благодетелях «совку». Что время сейчас такое – убивать и грабить, наживать первоначальный капитал. Дикий капитализм называется. Человек человеку волк, Боливар двоих не выдержит и все такое.

Мерзость. Конечно! Но не я составлял и навязывал стране правила игры. Я по ним лишь играю. Потому что прогнулся и промолчал. Я не прав. В любом случае…

– Зачем ты это сделал? – остывая, тупо, как эхо, повторил дядька. Я лишь пожал плечами. Ну, не убеждать же мне их, в самом деле, что преступник – это сейчас звучит гордо. Ведь переступить черту, отмеченную Богом, дано лишь избранным. И именно поэтому они правят и этой страной, и этим миром…

К тому же, повторю, несмотря на, казалось бы, железную логику, я ощутил себя полнейшим ничтожеством. И я снова промолчал. Лишь зашвырнул ружье подальше и полез в машину.

Мне удалось оторваться от своих преследователей тогда, удается и по сей день. Это не просто. По моим следам, дыша в спину, идут и милиция, и люди Мясника, и спецназ – друзья «оборотней», и Анатолий.

Вот что значит позволить себе небрежность, пококетничать, посентиментальничать, распустить, словом, сопли и не сделать всего лишь один выстрел – контрольный… В голову Вениамина Тихоновича. Все проблемы от элементарного разгильдяйства. Значит, я не такой уж и супермен, как полагали многие, в их числе и я сам.

Но это лишь ворчание, и не более того. Хоть я и не воспользовался шансом остаться человеком и спасти свою душу (это было бы самоубийством, да и две тонны серебра сыграли свою роль), я почему-то ни разу не пожалел о несделанном выстреле. Наоборот, меня всякий раз наполняет радость, когда я вспоминаю, что, изменив себе и законам жанра, я так и не сделал контрольный выстрел.

Ведь благодаря этому Тихонович проживет на белом свете еще месяц или два. Кроме того, он успел, как мечтал, принять крещение, причаститься, успеет собороваться, а Анатолий давно освобожден из-под стражи «за отсутствием состава преступления».

В чем, черт побери, дело? Неужели накопление первоначального капитала не главное в жизни, а человек человеку все-таки не волк?

Моя исповедь

Теперь о развернувшихся в окрестностях Тихоновки событиях уже в истинном свете. О появлении в редакции газеты «Алтайская правда» высоченного молодого человека с якобы серебряным слитком я действительно узнал из теленовостей. Это известие заинтересовало меня.

На следующий день я отправился в редакцию. Узнав от подружки, что ни один из собравшихся на несостоявшейся пресс-конференции экспертов не допускал, даже теоретически, существование каких бы то ни было захоронений серебра и золота на Алтае, я тут же потерял к этой теме интерес.

Проблем и без того хватало. Дела мои и после ухода из школы складывались не лучшим образом. «Челнок» из меня получился так себе: не хватало стартового капитала, да и не мое это. Я не азер и не тезка. Мои сильные стороны (красный диплом, магистратура, черный пояс по дзюдо, третий дан по карате, приличная стрельба с обеих рук из пистолета) помимо школы интересовали только бандитов. Последовало несколько заманчивых предложений.

Это тоже было не мое, но других вариантов не просматривалось. Меня одолела сначала хандра, потом ностальгия. По ночам стали сниться старая любовь, река Зеленая, гора Монастырь. Я упоминал об этом.

Спасаясь от ностальгии, оттягивая момент принятия решения, я и отправился в Тихоновку. Там я намеревался хорошенько отдохнуть и определиться по жизни. Я был белым и пушистым, но что-то уже надломилось во мне. Внутренне я смирился с необходимостью переквалификации из учителя в бандита и даже прихватил с собой пару пистолетов – потренироваться где-нибудь в лесу в стрельбе по-македонски.

То, что я услышал и увидел 27 июня на Тихоновом лугу (песню «Я куплю тебе дом», затаившегося в зарослях Анатолия, промчавшийся взад-вперед черный БМВ), навело меня на мысль, что я стал свидетелем чего-то неоднозначного. Но чего именно – не понял.