В разгар кипежа по оказанию этой самой материальной помощи (много шума из ничего) в учительской появился один браток – бойфренд молоденькой симпатичной учительницы начальных классов. Это был классический образец нового русского: бритый наголо, глаза стеклянные, малиновый пиджак, на шее – массивная золотая цепь, перстни, золотые кольца на толстых пальцах.
Ну, учительница со слезами на прелестных глазках поведала ему про горе коллеги и затруднения с похоронами. Тот снисходительно и вроде бы не без сочувствия понаблюдал за нашими потугами. Как раз в этот момент я лихорадочно выворачивал карманы в поисках недостающей до минимального размера пожертвования купюры.
Полюбовавшись на наше убожество, браток нежно поцеловал свою обожаемую подружку, небрежно извлек из кармана малинового пиджака горсть мятой «зелени» (немая сцена! У меня непроизвольно отвисла челюсть), вручил ее вдове и заверил всех, что все с похоронами будет тип-топ. И точно, они были организованы по высшему разряду.
«Алые паруса», Ассоль, капитан Грей, и только! Преступники могут позволить себе широкий жест, а законопослушные добропорядочные граждане – вряд ли. Вот тогда-то я и подумал первый раз: «А может, прав Жванецкий, утверждая, что “не важно, как человек приобрел иномарку, важно, что он на иномарке”». Еще мне показалось тогда правильным и другое, в духе времени, крылатое выражение: «Не стыдно быть преступником, стыдно быть нищим». Что-то в этом роде… Мне до сих пор неприятно вспоминать и то лихорадочное выворачивание карманов в поисках затерявшейся десятки, и свою отвисшую при виде горсти баксов челюсть. И именно после этого случая я и подумал первый раз об уходе из школы.
Но я отвлекся. Первым поплатился за смерть двух рэкетиров, а точнее, за свою собственную болтливость, Копченый. Я с самого начала, с его интервью участковому и Петровичу, предрекал, что он не заживется на белом свете. Так и случилось.
Труп свинаря был обнаружен его собутыльником в его собственной хибарке. Без признаков насильственной смерти. Вскрытие показало, что Копченый отравился паленой водкой. Мы – тезка, Тихонович и я – не сомневаемся, что бутылку с паленкой ему подсунул Пельмень. Водился за ним такой грешок: торговать не только самогоном, но и паленой водкой.
Участковый, да и другие милиционеры вроде бы и согласны с нами, но никаких доказательств вины Мамочкина не нашли. На бутылке не обнаружено никаких отпечатков, кроме отпечатков пальцев самого покойного. Второй обыск тоже ничего не дал. Милиционеры не обнаружили в доме ни паленой водки, ни самогона, ни самогонного аппарата. Пельмень и на этот раз заблаговременно подготовился к их визиту.
Сам же он божился, что уже давно зарекся иметь дело с самогоноварением и алкашами вроде Копченого. Путные люди самогон почти не берут, а пьянчужки – только в долг и никогда не рассчитываются. Как тот же Копченый. А он не миллионер, чтобы заниматься благотворительностью. Свиней вот, коров завел. Все больше прока. Про паленку и вообще речи нет.
– Какую совесть надо иметь, чтобы торговать этой отравой? – возмущался приторно-сладеньким голоском Пельмень. – Люди, что вы творите? Опомнитесь!
Концов так и не нашли. Да сильно и не искали. Кому нужен какой-то занюханный алкаш? Зачем он вообще на белый свет родился, зачем?
Моя популярность в Тихоновке после извинений Ромео и отступных в виде конверта с баксами сильно возросла. Шесть дней назад к нам в лагерь пожаловали мой дальний родственник Сеня Рагожкин и его дружок Степка Загородин по кличке Димедрол, не так давно «наехавшие» на Гришу в «Эльдорадо». Они стеснительно попросили меня позаниматься с ними дзюдо или карате.
– Чтобы потом мне же и морду намылить? – понимающе ухмыльнулся я.
– Ты чё, Мачо! – засмущался Сеня. – Мы чё, не понимаем, что ли?
Поначалу я отнесся к этой идее скептически. Несерьезно как-то. Ведь за пару-тройку недель ничему такому нельзя научить и в хорошо оборудованном зале, а здесь… Тем более что мной уже понемногу овладело чемоданное настроение.
Но тут вспомнились слова Тихоновича о Яноше Корчаке, о спасении нации. Я вдруг ощутил какую-то не вполне понятную солидарность с педагогом и тоже почувствовал себя ответственным за будущее страны, этого Сени и ему подобных. С кем поведешься…
И я решился. В конце концов, любая самая длинная дорога начинается с первого шага. Сложнее всего было решить проблемы экипировки борцов. Дзюдога была только у меня (я прихватил ее с собой, намереваясь приобщить Виктора и Саню к борьбе) да у моих братьев – подарки им по случаю приезда.
Выручил нас Гриша. Он уговорил своего тренера выдать мне под его ответственность на две недели пятнадцать стареньких, еще советских времен, самбистских курточек. В знак благодарности я сфотографировался с ними, подарил им по автографу.
Место для тренировок подобрали на пляже. Чистый мелкий песочек заменил нам татами, а жгучие взгляды местных красоток подогревали энтузиазм моих подопечных.