Там – искореженная синяя «Нива» с фактически оторванной дверцей, вмятинами и царапинами. Здесь – фрагменты синей краски на искореженных деревьях. Это два! Там – окровавленный, полумертвый Анатолий, здесь – подозрительные бурые пятна приблизительно на уровне его самых серьезных ранений. Это три! Как-то так.
Зуев помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил, посмотрев на меня:
– Валерий с самого начала предупреждал нас, что его приятель очень опасен, что он, цитирую, «еще скажет свое слово в грядущих разборках и что именно его слово будет и решающим и последним». Так и случилось!
В дальнейшем у нас и не только у нас были основания подозревать его абсолютно во всех совершенных здесь преступлениях. Он постоянно кружил на своей «Ниве» именно там, где они совершались. Это уже и к бабке не ходи: появился Анатолий – жди труп! Народная примета.
– Поконкретнее, Петрович! – попросил, оживая, Жернаков.
– Можно и поконкретнее, с самого начала, – охотно согласился коммерсант. – На третий день нашего приезда Храмцов появился у нас в лагере на изрешеченной и основательно разбитой «Ниве», весь в крови. Кое-как затормозив, он прохрипел: «Помогите!» – и потерял сознание. Мы сто раз тебе рассказывали об этом. Маленькая деталь: в салоне валялось три пистолета. Запомним это!
– А вот про пистолеты, слушайте, вы ничего не говорили, – погрозил нам пальцем капитан.
– Молодые, исправимся! – заверил я его, а тезка лишь улыбнулся ему своей хитрющей обезоруживающей улыбкой.
– Позже, уже в больнице, – продолжил он, – Храмцов признался Валерию, что его в лесу обстреляли отморозки из черной «Волги». Кое-что в его рассказе было правдой, но далеко не все.
Хромой и словом не обмолвился о том, что если он сам, пусть и благодаря бронежилету, отделался серьезными, но не смертельными ранениями, то банда «оборотней» была им полностью истреблена в том боестолкновении. И полегли «оборотни» ни где-нибудь в лесу, а именно здесь, в тридцати шагах от нас с вами. Во время боя Храмцов, уже израненный, в какой-то момент навалился на березу и оставил на ее стволе кровавые пятна. Позже он едва живой, в полуобморочном состоянии, находит в себе силы привязать к трупам железки, когда-то оставленные фермером, и побросать их в болото. Все по-взрослому!
А вот подобрать осколки фары и подфарника, стереть кровь с березы и тем более соскрести частички синей краски с покореженных «Нивой» деревьев сил уже не хватило. Или не счел необходимым, или упустил из виду. На том и погорел.
Убежден, что группа крови пятен на березе будет соответствовать крови Анатолия. Убежден, что осколки, найденные Виктором Юрьевичем, составят с осколками, валяющимися у нас в лагере, единое целое – фару и подфарник. Убежден, что фрагменты синей краски, обнаруженные мной, полностью совпадут по цвету и составу с краской на «Ниве» Анатолия. Убежден, что пули, застрявшие в головах «оборотней», были выпущены из пистолетов, которые мы видели в салоне машины Храмцова.
С этим эпизодом, Сергеевич, мы разобрались. Все конкретно, все, убежден, будет подтверждено твоими экспертами. Как-то так. Что скажете?
Я молча поднял большой палец вверх.
– Мужики! – прикололся воспрявший духом Жернаков. – Какого хрена я столько лет протираю штаны в милиции, если вы мне по очереди все рассказываете?
– Не бери в голову, Сергеевич! Ты человек со стороны, а мы в этой каше третью неделю варимся. Почувствуй разницу! – утешил его тезка и азартно продолжил: – Идем дальше!
Устранив самых опасных конкурентов и чуть-чуть придя в себя, Храмцов сбегает из больницы и принимается за поиски Чернова. Все мы, глядя на кровь, сочившуюся через бинты, бледность, полуобморочное состояние, осознавали, как ему тяжело и что он уже ни на что не способен.
Ему и правда было тяжело, но способен он был на многое. Через не могу, матерясь, крича и едва не умирая от боли, он вышел к оранжевой палатке раньше Гриши и намного опередив здорового как бык
Отдав должное мужеству Анатолия, надо отдать должное и его уму. Он осознает, что сыщик из него никакой, что в силу непрофессионализма, прямолинейности, нетерпимости, усугубляемых тяжкими ранениями, он во время поисков Чернова совершил все ошибки, которые можно было совершить.
И как следствие, Храмцов понимает, что после убийства охраняющих Чернова братков и его перепохищения подозрения в совершении этих преступлений сразу и абсолютно у всех падут на него и ни на кого больше. Как-то так! Для отведения этих подозрений от себя любимого и перевода стрелки на третьих лиц Хромой предпринимает два очень сильных хода.
Первый – он лично сообщает участковому об обнаружении Чернова и настаивает на его немедленном освобождении. Он осознает, что заниматься этим в три часа ночи никому не придет в голову. Хорошо, если опергруппа появится часиков этак к девяти-десяти. Не психуй, Сергеевич, – так уж мы, русские, устроены – долго запрягаем. Национальная особенность!