Сокровища ханской ставки

Помощник, впрочем, тут же объяснил Нестору Васильевичу, что масть и зубы для лошади ничего не значат, в настоящем скакуне главное – стать и мах.

– Мах у него знатный, – согласился Загорский, – идет не быстрее пешехода.

– Шибче никак нельзя, – неожиданно ввязался в разговор возница, – сивка мой на возрасте, от лишней резвости может и копыта на ходу отбросить.

Выслушав эту тираду, действительный статский советник бросил на помощника выразительный взгляд. Ганцзалин в ответ пробурчал, что зато цена совсем небольшая – всего полтинник за поездку. Возница, внимательно слушавший их разговор, оживился.

– Целковик пожалуйте, барин, – неожиданно сказал он, почесав в куцей бороденке.

Китаец бросил на него взгляд, от которого любой другой крестьянин кроме русского, надо думать, немедленно помер бы со страху.

– Это почему целковик, – грозно спросил он, – договаривались ведь на пятьдесят копеек?!

– Так то за одного человека, а вас двое, – охотно объяснил старик.

Нестор Васильевич и Ганцзалин переглянулись.

– Ладно, будет тебе целковик, – кивнул Загорский.

Однако старик на этом не угомонился.

– Прибавить надо, ваше благородие, – проговорил он невесть откуда взявшимся басом. – Еще целковик, не меньше.

– А это за что? – спросил Ганцзалин, прищуривая глаза от гнева.

– Поклажа больно тяжелая, конь, того и гляди, надорвется. А кому не нравится, так вот, пожалте по дороге пешочком топать.

И, как бы показывая серьезность своих намерений, натянул вожжи, от чего старый сивка немедленно встал, как вкопанный, может быть, надеясь, что сегодняшнюю работу он уже выполнил.

Несмотря на бессмысленную наглость требования, Загорский согласился и на это условие. Он не без оснований опасался, что закипавший Ганцзалин захочет долбануть старика-крестьянина своим железным кулаком прямо по древнему его картузу, а разбирательство со здешними органами власти в его планы совсем не входило. Он даже не стал искать местную жандармскую команду, чтобы доложиться о приезде. Действительный статский советник заявил своему помощнику, что чем меньше народу узнает об их появлении, тем будет лучше. Не говоря уже о том, что Ганцзалин и без того перевел их на полулегальное положение, объявив барышне Котик о том, что они – археологи.

– Ну, где ты видел таких археологов? – увещевал он китайца. – Ни оборудования специального, ни людей в достаточном количестве. Что, по-твоему, можем мы тут отыскать вдвоем?

Ганцзалин отвечал в том смысле, что отыскать при желании можно все, что угодно. Как гласит русская пословица: была бы свинья, а лужа найдется. Загорский нахмурился и собирался, видимо, сделать помощнику выговор, но их неожиданно прервал старик-крестьянин.

– Так что, господа хорошие, сойдемся на двух целковых? – спросил он, встряхивая вожжами в воздухе.

– Сойдемся, сойдемся, езжай, любезный, – нетерпеливо отвечал ему действительный статский советник.

После этого движение восстановилось в прежнем неторопливом темпе. Сивка лениво цокал копытами по ухабистой дороге, телега переваливалась с боку на бок, норовя вывалить своих пассажиров наземь, как совершенно ненужный и обременительный груз. Чтобы не оказаться на земле, им приходилось крепко держаться за борта, что, как легко догадаться, настроения тоже не прибавляло.

Несколько минут помощник, надувшийся, как аэростат, ехал молча, потом внезапно заявил во весь голос:

– Рано!

Нестор Васильевич посмотрел на него вопросительно: что именно рано?

– Рано крепостное право отменили, – отвечал китаец. – Теперь ему и в зубы не дашь, этому жулику.

Загорский пожал плечами: их возница – бедный человек, выживает, как может. В конце концов, для них с Ганцзалином эти два рубля ничего не значат, а для крестьянина – большое подспорье. И вообще, надо понимать, что они довольно далеко отъехали от Санкт-Петербурга, и вокруг уже не привычная им Европа, а тысячелетняя Русь.

Однако китаец уперся: дело не в деньгах, но раз уж договорился, слово надо держать. Нестор Васильевич хотел было посоветовать Ганцзалину обратиться с этой максимой к его же китайским соотечественникам, которые славятся своей честностью в делах, но поглядел на обиженный вид помощника и передумал.

– Ты обратил внимание, что госпожа Котик ехала в поезде с одним только ридикюлем? – спросил вместо этого Загорский, видимо, желая отвлечь Ганцзалина от неприятных мыслей.

– Ну, обратил, – пробурчал тот. – И что это, по-вашему, значит?

– Пока, видимо, ничего, – отвечал хозяин. – Просто любопытно, куда и зачем она ездила совершенно без багажа?

Однако Ганцзалин, судя по всему, не собирался беседовать о столь ничтожных материях в то время, как их с хозяином только что самым бессовестным образом нагрели на целых полтора рубля. Загорский, видя его настроение, тоже умолк и думал о чем-то своем.

Часа через полтора непрерывной езды вдоль полей они въехали в небольшой лес.

– Леса тут должны быть редкостью, – заметил Загорский, – все же вокруг степь.