Сокровища короля

– Это мое горе. И мое право, – сурово добавила она. – И ты не посмеешь мне запретить.

Он вздохнул и, тряхнув головой, тоже поднялся.

– Нет, госпожа, не посмею, хоть и считаю, что ты ведешь себя безрассудно. По крайней мере, позволь хотя бы проводить тебя. Ты ведь еле на ногах стоишь. Тебе нужно на кого-то опереться.

Она коротко кивнула, стараясь держаться с достоинством, но не смогла нагнуться, чтобы надеть башмаки, и была вынуждена прибегнуть к помощи Роберта и Элфвен. В сущности, она даже была рада, что Роберт вызвался проводить ее. Без поддержки его сильной руки ей было бы трудно дойти до церкви Святой Марии, хотя та находилась совсем близко от дома.

– Шериф приказал разыскать грабителя, устроившего пожар в твоей мастерской и напавшего на вас обоих, – сообщил Роберт, выводя ее на пронизывающий осенний ветер и свободной рукой придерживая шляпу на голове. – Теперь он обвиняется в убийстве.

Холодный ветер обдувал лицо Мириэл, рассеивая туман в ее голове, сменявшийся гулкой пещерной пустотой.

– Он хотел поговорить с тобой, но я сказал, что ты пока не в состоянии отвечать на вопросы. – Роберт чуть наклонился, заглядывая ей в лицо. – Я не сказал ему про твоего отчима. Решил сначала спросить тебя.

К счастью, они уже подошли к церкви, и это избавило ее от необходимости дать ему немедленный ответ. Мысли метались в опустошенном сознании. Что она говорила про отчима? Что выдала о себе? Насколько можно доверять Роберту Уиллоби?

Церковь полнилась сиянием светильников и пламенем свечей, мерцавших в каждом углу и в каждой нише, озарявших синюю накидку гипсовой статуи святой Марии, плясавших бликами на крашеных колоннах из песчаника с вычурными завитками. Тридцать лет назад, во время мятежа, поднятого сыновьями старого короля Генриха, церковь была отдана на разграбление, и теперь это был новый собор, сооруженный на развалинах нескольких прежних храмов, некогда стоявших на этом месте.

Герберт лежал на похоронных дрогах перед алтарем, в окружении пылающих свечей. Его руки, сжимавшие деревянный крест, были сложены на груди. Он был все в том же зеленом одеянии, в котором скончался, и в своих старых поношенных башмаках. Челюсть его была подвязана, волосы и борода – расчесаны.

На мгновение Мириэл вновь увидела себя на коленях у гроба дедушки в линкольнском соборе. Живот ее напрягся, она плотно сжала губы и сглотнула слюну.

– Зря я привел тебя сюда, – прошептал ей на ухо Роберт.

– Это не ты, я сама так хотела. – Трясущимися руками Мириэл зажгла свечу и опустилась на колени возле дрог.

Роберт перекрестился и преклонил колена подле нее.

– Он имел свои недостатки, но человек был хороший, мы дружили с ним, – сказал он. – Он должен был умереть в своей постели, а не так.

Мириэл склонила голову над сложенными в молитве ладонями. Присутствие Роберта Уиллоби она ощущала как прикосновение тяжелой руки.

– Я плохо соображаю, в голове сумбур. Что я говорила тебе про отчима? Не помню ни слова.

– Что это он напал на вас и что это длинная история.

Она прикусила губу.

– Не хочешь рассказывать?

Мириэл искоса глянула на него, всматриваясь в волевое, мужественное лицо, изрезанное глубокими морщинами. Взгляд у него был твердый и уверенный, как у человека, привыкшего добиваться желаемого. А у нее сейчас не было сил сопротивляться.

– Обещаешь, что не пойдешь к шерифу?

– Разумеется, нет. – Его тихий голос дрожал от возмущения и гнева. – Убит один из старейшин города, мой родственник по линии моей покойной жены. Ты сама чудом осталась жива. И ты хочешь, чтобы я молчал?

– Тогда я не стану ничего говорить. Скажу, что не помню.

Он издал гортанный звук, поднялся с колен и отошел.

Мириэл попыталась молиться. На восковом лице Герберта колыхалась тень свечи. Он погиб из-за нее, и теперь уже, сколько ни раскаивайся и ни кори себя, его не воскресить.

– Ладно. Что бы ты ни рассказала, клянусь, твои слова останутся в этих стенах. – Роберт Уиллоби вернулся к ней. Он мрачно хмурился. По всему было видно, что он не рад собственному решению.

Мириэл колебалась, прикидывая, можно ли ему довериться, но не способна была ни сосредоточиться, ни собраться с мыслями. В конце концов, она глубоко вздохнула и смиренно махнула рукой.

– Мой отчим – Найджел из Линкольна, ткач и сукновал. Правда, он не такой искусный ремесленник, каким был мой дедушка Эдвард. Мы ненавидели друг друга, постоянно ссорились, он меня бил. В юности мама зачала меня вне брака от одного бродячего музыканта, за что Найджел глубоко презирал меня. Поэтому я…

Она замолчала, потупив взор. Незачем рассказывать ему все как есть.