Сокровища короля

Рыжебородый ухмыльнулся, но ухмылка быстро слетела с его лица, когда Роберт добавил:

– И чтобы в какой-то степени обезопасить себя, я буду вынужден заплатить тому человеку вдвое больше, дабы избавиться от тебя. Так что не переоценивай себя, господин Рыжебородый. Пока ты справляешься со своей работой и знаешь свое место, ты мне полезен, и я плачу тебе достаточное вознаграждение за твои труды и за молчание. Надеюсь, мы понимаем друг друга, – Он навалился на стол, впившись взглядом в своего собеседника. Тот кивнул и отвел глаза.

– Да, господин, понимаем.

– Вот и отлично. Придешь ко мне, когда дело будет сделано, – получишь вторую половину. – Рыжебородый запихнул деньги в мешочек на поясе, и Роберт предостерегающе поднял палец – Но помни: только не в городе.

– Положитесь на меня, господин. Клянусь, вы будете довольны. – Рыжебородый допил вино и с важным видом пошел из таверны.

Роберт заказал новую бутыль и склонился над своей чашей. Возвращаться домой еще не хотелось. Занятие любовью на брачном ложе, возможно, принесло бы ему облегчение, но прежде пришлось бы дождаться ухода гостя, а он пребывал в сильном душевном волнении.

Подготовка убийства – дело не из приятных, даже если оно необходимо и будет совершено чужими руками. Он глянул на свои ладони, и на мгновение представил, как одной из них, правой, зажимает Герберту нос и рот. То тоже было необходимо, жестокость из милосердия. Старик все равно дышал на ладан. Лучше уж было сразу избавить его от мучений. Чем мгновенная смерть хуже жалкого существования в тяжких страданиях? После удара он все равно протянул бы недолго.

Роберт тряхнул головой, словно разгоняя рой докучливых комаров, и, окинув взглядом таверну, встретился глазами с одной из проституток, полногрудой веснушчатой блондинкой по имени Корисанда. Эта красотка сумела придумать себе необычное имя, значит, она на порядок выше прочих Хильд и Эгги, промышлявших в этом заведении. Не отрывая от нее взгляда, Роберт подкинул монетку, отработанным движением ловко подкрутив ее пальцами. Подбоченившись, женщина ленивой походкой подплыла к нему и налила себе вина из его кувшина.

– О Боже, Господи! – всхлипывала Мириэл, извиваясь и вздрагивая от прикосновения ласкающих пальцев Николаса и нежных уколов его языка. Она даже представить не могла, что такое огонь истинного сладострастия, насколько нестерпимо острыми могут быть ощущения. Это было невыносимо, она умирала. Однако Николас в ней по-прежнему не шевелился, разве что подстраивался под ее порывистые движения.

Она выгибалась, пытаясь одновременно остановить и продлить убивающее ее наслаждение. Бормоча ей в шею слова любви, он задвигался на ней, медленно, лениво. Мириэл вцепилась в его меховой плащ, потом в него самого, губами вдавливаясь в мужское плечо, чтобы заглушить крик, ногтями впиваясь в его спину. Его толчки стали более энергичными, он увеличил темп, но по-прежнему сохранял размеренность, обуздывая свою страсть. Мириэл обвила его ногами. Она услышала собственный голос, задыхающийся, умоляющий его прекратить, пощадить ее, и вдруг драгоценные камни слились в ее лоне в крошечный комок умопомрачительного блаженства и рассыпались на тысячи мельчайших осколков.

Долгое время она не ощущала ничего, кроме собственного прерывистого дыхания, стука сердца в груди и всплесков угасающей страсти. Сознание возвращалось к ней урывками. Прохладный мех его плаща, сквозняк на ее мокром от слез лице, мерцание короны в сиянии светильника… Они сильно рисковали, но все же она не спешила скрыть улики. Усталость и удовлетворение переполняли все ее существо. Впервые в жизни она чувствовала не саднящую боль, а приятную воспаленнность. Она глянула на Николаса. В какой-то момент он отстранился от нее и теперь лежал на животе, подпирая голову на согнутых локтях, и смотрел на нее озабоченно и нежно.

Она вдруг оробела под его пристальным взглядом, устыдясь не близости с ним, а собственной уязвимости, полной утраты самоконтроля в его объятиях. И ей не терпелось выяснить, сколь хорошо владеет собой он. Готовясь применить свои скромные, но весьма важные познания, она нахмурилась и заметила:

– Ты сделал мне бесценный подарок, но сам не получил удовольствия.

В его чертах промелькнуло удивление, словно он не ожидал от нее такой проницательности, но потом он склонился к ней, кончиками пальцев убирая завиток с ее лица.

– Потому что, как ты сама сказала, это был мой подарок, бесценный подарок. Я не хотел, чтобы ты забеременела. Бог свидетель, мы и так сильно рискуем.

Мириэл качнула головой: