Сокровища Кряжа Подлунного

«Сокол, Сокол. Я — Ласточка. Птенец вылетел из гнезда!»

Прошли еще две минуты и это сообщение, уже отпечатанное на бланке, лежало на столе Лобова. Прочитав радиограмму, Алексей придвинул к себе микрофон и негромко сказал в него:

— Охрану птенца продолжать. Донесение через час.

Слова Алексея прервал раздавшийся из настенного динамика голос дежурного:

— Товарищ Лобов! Вас просит начальник Управления.

Лобов взглянул на часы. Было без двух минут десять. Ровно в десять он обязан был сделать очередной доклад о ходе операции. Положив в папку радиограмму, Лобов направился к Ларину.

Андрей Савельевич встретил Лобова как всегда приветливо и вместе с тем торжественно:

— Товарищ Лобов? Моим приказом в связи с болезнью Новикова, — Ларин чуть выделил последние слова, — вы назначаетесь исполняющим обязанности начальника отдела и непосредственным руководителем задуманной нами операции. Это будет для вас серьезным экзаменом. Надеюсь, что вы выдержите его.

— Благодарю за доверие, товарищ начальник, — спокойно проговорил Лобов и поинтересовался: — Что, Иван Алексеевич уже выехал на курорт?

Услышав утвердительный ответ, Лобов вновь спросил:

— Разрешите доложить первые результаты?

— Слушаю вас, Алексей Петрович…

Глава четырнадцатая ИГОРЬ СТОГОВ НАЧИНАЕТ ПОИСКИ

…Кандидат технических наук Орест Эрастович Ронский в это утро тоже проснулся раньше обычного. Но причиной было вовсе не душевное волнение. Оресту Эрастовичу помешали спать служебные неприятности, которых у него в последнее время появилось более чем достаточно.

Декан факультета, на котором Ронский читал курс физики полупроводников, дважды посетил его лекции. И оба эти визита завершились неприятными для Ронского объяснениями. Декан, обычно мягкий и предупредительный человек, непривычно резко упрекал Ореста Эрастовича «в прямо-таки халатном отношении к своим обязанностям» и в «крайне низком идейно-научном уровне лекций».

И вот сегодня предчувствие, в которое очень верил в глубине души Ронский, предсказывало ему, что декан вновь удостоит его лекцию своим вниманием.

А Орест Эрастович, как назло, засиделся накануне за преферансом. «Пулька» завершилась ужином с обильным возлиянием, домой он добрался только под утро и, вздремнув пару часов, сел за письменный стол, чтобы хоть несколько освежить конспект еще года три назад написанной лекции. То и дело позевывая, потягивая из тонкого стакана в массивном серебряном подстаканнике крепчайший чай, Ронский лениво водил пером по бумаге, поминутно зачеркивая написанное.

Стрелка часов неумолимо приближалась к половине девятого, нужно было собираться в институт. И как всегда тщательно одевшись, Ронский вышел из комнаты.

На этот раз предчувствие все-таки обмануло Ореста Эрастовича. Декан не только не пришел на лекцию, но и вообще отсутствовал в институте. Успокоившийся Ронский, весело насвистывая незатейливую мелодийку, вышел в перерыв из аудитории в коридор. В дверях он почти лицом к лицу столкнулся с Игорем Стоговым.

— Игорь Михайлович! — расплылся Ронский в любезнейшей улыбке. — Рад вас видеть! Какими судьбами из вашего храма чистой науки в нашу кузницу кадров?

— Мне крайне необходимо поговорить с вами, — ответил Игорь. — Вы свободны?

Что-то в тоне и во всем облике Игоря подсказало Ронскому, что разговор почему-то будет не из приятных. Поэтому, не сгоняя с лица сладчайшей улыбки, Орест Эрастович попытался увильнуть.

— С удовольствием, с громадным наслаждением, Игорь Михайлович, но сегодня, к сожалению, лекции, и я…

— Я сверился с вашим расписанием, — не дослушав его, перебил Игорь, — с одиннадцати часов вы свободны. Я буду ждать вас здесь же.

— К вашим услугам, — вяло согласился Ронский и вежливо, но холодно поклонившись, направился в преподавательскую.

Игорь спустился в вестибюль, присел там на диван и, не замечая ничего вокруг, задумался. Перед глазами стояло полное, с матовой кожей холеное лицо Ронского, фатовские, точно подрисованные усики, угольно-черные тонко подбритые брови, большие, немного мечтательные глаза, тщательно зачесанные, чтобы скрыть наметившуюся лысинку, волосы.

Все в этом, в общем-то красивом, хотя и несколько приторном лице, в массивной, облаченной, в безукоризненный костюм фигуре было неприятно Игорю. Как и старший Стогов, он не мог снисходительно относиться к таким беспечно транжирящим себя натурам, как Ронский. Но сейчас Игоря занимали отнюдь не моральные качества его будущего собеседника.

Несмотря на гнездившиеся в глубине его души сомнения, Игорь сейчас был искренне убежден, что перед ним, если и не прямой убийца его отца, то, во всяком случае, человек, причастный к его смерти. А в том, что его отец погиб, Игорь сейчас уже почти не сомневался. Правда, Ларин и Лобов говорили, что профессор Стогов жив, что мертвый он просто не нужен врагу, но Игорь теперь сильно сомневался в правдивости их слов.