Сокровища Кряжа Подлунного

Мы хотим от вас совсем немного, потому что просим только слегка напутать в системе контрольно-измерительных приборов, чтобы плазма, поступающая в реактор, оказалась чуть-чуть грязнее, а ток для ее поджигания несколько сильнее, чем это необходимо, и реактор вместе со всей своей начинкой полетел бы к небесам. Немного, потому что вы руководите монтажом контрольной аппаратуры и для вас не составит особого труда выполнить нашу скромную просьбу. Согласны?

Ронский молчал. С каким наслаждением он впился бы в глотку этого чудовища, так спокойно приглашавшего его принять участие в уничтожении миллионов людей. Но Ронский понимал, что, даже рискуя жизнью, должен продолжать играть принятую роль.

А Павлов подбодрил:

- Что же, молчание, как у вас, русских, говорится, - знак согласия. А чтобы вам не пришлось очень напрягать вашу мысль, обдумывая, как не допустить автоматического выключения установок, вот вам письменные советы вашего шефа академика Булавина, собственноручно им написанные. Не в пример этому упрямцу Стогову Булавин оказался покладистым и практичным человеком. Надеюсь, теперь ваши сомнения окончательно рассеялись. Если так, то по рукам.

Ронский вяло вложил свою ладонь в цепкие пальцы Павлова.

- Ну, вот и отлично! - удовлетворенно констатировал Павлов. - Возьмите пакет академика и действуйте. Как видите, ничего не изменилось. Академик Булавин по-прежнему остается вашим научным руководителем, - позволил себе пошутить Павлов.

Ронский выжидательно молчал, сжимая пакет, который, казалось, обжигал ему пальцы.

- Да, и еще одна маленькая просьба, - спохватился Павлов. - Через два часа потрудитесь сюда же доставить отчет о ходе стройки. Академику для его научных консультаций необходимы точные сроки пуска станции и точные данные о выполненных работах. Вас буду ждать я сам. И еще, - в голосе Павлова зазвучали металлические нотки. - Не вздумайте водить нас за нос! Предупреждаю, у нас длинные руки и меткий глаз. Так что шутить не советую. А за сим желаю здравствовать.

Павлов поклонился и выскользнул за дверь.

Орест Эрастович остался у столика в полном одиночестве и в глубокой тревоге. Он все еще не решался вскрыть врученный ему Павловым пакет. С ужасом, весь внутренне содрогаясь, думал Ронский о страшном падении Булавина, о грозных последствиях его предательства. Привычный облик, слова, характер академика - все это не давало ни малейшего повода усомниться в честности Булавина, но в то же время в руках Ронского был конверт, надписанный размашистым почерком. Финалом какой трагедии могло быть это послание? Устрашенный этими мыслями, Орест Эрастович не рискнул сразу вскрыть конверт. Сунув его в карман пиджака, он решительно направился к двери.

Выйдя из закусочной, Ронский увидел стоявшую у обочины дороги пустую машину. Едва он приблизился к ней, как дверца распахнулась, и наружу выглянул шофер - сильно загорелый худощавый паренек.

- Садитесь, подброшу!

Орест Эрастович шагнул в гостеприимно распахнутую дверку. Машина плавно и бесшумно тронулась.

Первым движением Ронского, едва он опустился на мягкое, чуть пружинившее сиденье, было извлечь из кармана злополучный пакет Булавина и прочесть, наконец, его содержание.

Он достал конверт, но не успел вскрыть его, как услыхал спокойный, но вместе с тем повелительный голос шофера:

- Передайте этот пакет мне, Орест Эрастович, а я вручу его адресату.

- Кто вы такой? - встрепенулся Ронский.

- Ваш друг, - усмехнулся шофер. - Уверяю вас, это письмо адресовано не вам, а совсем другому лицу. Вот я и передам его по назначению.

Ронский покорно протянул водителю письмо. Тот поблагодарил и сообщил:

- Известный вам товарищ просил передать, Орест Эрастович, свою благодарность и напомнить, что пуск станции приближается, а у вас еще много работы, поэтому вам не следует тратить время на свидания с малознакомыми людьми.

Ронский широко, освобожденно вздохнул. Машина приближалась к главному въезду на стройку.

…Время, назначенное Шефом для встречи с Орестом Эрастовичем, истекло. Напрасно смотрел он на то и дело открывающуюся дверь закусочной и в окно, напрасно, оставив накрытый стол, выходил на крыльцо. Ронский не появлялся. И снова, как вчера, когда не явился Чиновник, Шеф понял, что Ронский не придет. Снова, как и вчера, Шефа покинула с таким трудом восстановленная уверенность в собственной неуязвимости. Он опять почувствовал себя в чужих, враждебных ему руках, которые неумолимо стягивали вокруг него смертельную петлю.

Он так явственно ощутил на своей шее эту давящую жесткую петлю, что с треском рванул ворот просторной рубашки, и, не замечая удивленных взглядов окружающих, стремглав выскочил из закусочной.

Тяжело топая ногами, не видя ничего перед собой, он бежал по пустынной просеке к метеопункту. Бежал, повинуясь единственному, захватившему все его существо чувству ужаса и единственному стремлению - бежать, все равно куда, но только бежать, бежать, радуясь возможности движения.

Движение несколько успокоило его, и он замедлил бег, а потом перешел на быстрый, размашистый шаг.