Сокровища Массандры

В хату 555 таксист заехал с Бойцом, двадцати пятилетним упертым пацаном, тупым, как все, кто вырос на малолетке. Таксист жил, как мышь серогорбая: спал днем на третьем ярусе и бодрствовал ночью, сменяя Бойца, к которому арестанты отнеслись с сочувствием. Первые дни Боец приглядывался, потом обжился и стал соваться в беседы камерного коллектива. Особенно его интересовала русская литература: видать, недобрал человек классики в своей спецшколе за колючей проволокой. За жизнь писательскую тер в основном Мошенник, обитавший на первой шконке и ни с кем не менявшийся. Он кумекал во всяком искусстве и любил за него потрещать. Таксист грел уши и в базары не лез: на чужбине, без поддержки с воли, он чувствовал себя неуютно.

В тот вечер разговор затянулся. Начали с питерских наводнений, по аналогии с ними Мошенник вспомнил кусок «Медного всадника» да еще приплел научный анализ тартуской школы, с которым ознакомился аккурат перед посадкой. В общем, Мошенника несло, а все, включая таксиста, с интересом слушали. Потом базар свернул на эпопеи, в частности на «Тихий Дон» и «Войну и мир», а завершился почему-то космонавтикой. К полуночи Мошенник завалился спать и едва закемарил, как его осторожно разбудил Боец.

— Слышь, а кто «Войну и мир» написал? — шепотом, с деликатностью, которая вырабатывается только продолжительным пребыванием в заточении, спросил он.

— Юрий Гагарин! — пробурчал Мошенник.

— А не Шолохов? — Видимо, Бойца мучили сомнения.

— Нет, Шолохов украл, — брякнул знаток литературы и провалился в сон.

Таксист лежал на третьем ярусе и все слышал. В полночь Боец согнал его на бесячью вахту, вытянулся на матрасе и призадумался о хитросплетениях культурной жизни.

Тогда никто и предположить не мог, во что это выльется.

Через пару недель, в ритме плановой ротации, Бойца перевели в другую хату. Она помещалась напротив, так что бывшие сокамерники могли по утрам приветствовать друг друга через кормушку. Боец у Мошенника понаслушался всякого и начал уже сам с понтом задвигать базары о шедеврах литературы, руководствуясь цепкой памятью и недобитой на малолетке смекалкой. В этом он преуспел, о чем вскоре узнал перекинутый в ту же хату таксист.

Приобщившийся к культуре Боец вздумал порассуждать, когда настал подходящий случай. И толкнул речь о величайшем произведении русской литературы «Война и мир». И его авторе — Юрии Гагарине.

— Так Гагарин вроде первым космонавтом был, — после долгого раздумья предположил кто-то из братвы, сразу не въехавшей, что ей прогнали откровенный порожняк.

— Ну, был космонавтом, — согласился Боец.

— А чего ты за роман говоришь?

— Ну и что, человек и в космос летал, и книжки умные писал, — нашелся Боец. — Солженицын тоже, вроде нас, по зонам чалился, а потом откинулся и написал «Архипелаг ГУЛАГ».

Аргумент с Солженицыным, подкрепленный решительным нравом тупого Бойца, заставил многих пересмотреть заученную в школе догму.

— Вообще-то «Войну и мир» написал Лев Николаевич Толстой, — робко встрял в разговор недавно заплывший в камеру «ботаник» с третьей шконки.

Боец только удостоил его презрительным взглядом, но потом решил, что промолчать будет не по понятиям: не ответил, значит, признал правоту.

— Толстой твой украл у Гагарина, — процедил он, и спор прекратился.

На беду опрометчивого умника, Боец тормознулся в хате надолго, а глупый «ботаник» времени зря не терял. Всего через какой-то месяц библиотекарь принес заказанный кирпич «Войны и мира». Вопрос об авторстве поднялся вновь.

— Вот, смотри, «Лев Николаевич Толстой»! — гордо сказал «ботаник», видимо, решив не столько посрамить Бойца, сколько отстоять свою, чем-то ему так дорогую правду.

Боец хмуро полистал книгу:

— Ну, и где написано, что это Толстой все сам написал?

— Да вот же…

После всех своих лекций признать ошибку означало для Бойца потерю авторитета.

— Где это написано? Я тебе толкую, что он у Юрия Гагарина украл, ну, может, от себя кое-что добавил. Здесь об этом не сказано, потому что книга при коммунистах издана, а ты гонишь, как тебя научили. Ты что, тоже за коммунистов что ли?

Боец пер буром, и «ботанику» заткнуться бы, но он, имея на руках железное доказательство, проявил характер. Замутился спор на интерес. Дошло до смотрящего.

— Я говорю, что «Войну и мир» написал Лев Николаевич Толстой, — стоял на своем «ботаник».

— Че ты за него мазу тянешь? — возмутился Боец. — Ты видел, как он это писал?

— Ты видел? — спросил смотрящий.

— Нет, — выдавил «ботаник».

Пришлось ему спешно отправлять домой маляву с «ногами» (стоимость услуги — двадцать долларов), чтобы подогнали денег (проспоренные триста долларов плюс взятая в долг двадцатка). Сотку заслали смотрящему на общее дело, остальное прогуляли с братвой.

И еще не раз потом, выходя на прогулку или возвращаясь от адвоката, Мошенник через кормушку здоровался за руку с Бойцом, удивляясь его редкой благорасположенности и нескрываемому уважению. А таксист досидел до суда и получил трояк. Немного, учитывая прошлые заслуги, но в общем-то и немало за дамскую сумочку с кошельком и миллионом неденоминированных рублей.

Мошенник, по собственному признанию, украл у частных фирм значительно больше. Он был богат тогда и сейчас явно не бедствовал. Однако спорить с ним таксист не решился: обманет, запутает, выкатит предъяву, все правильно обоснует, и должен ему окажешься. Тем более, что крученый жулик прилетел в Крым с подельником, еще более мутным, чем он сам. Такие люди приезжают явно не в море купаться.

По всем прикидкам засиженного таксиста, в Судаке назревало какое-то гнилое дельце, в которое лучше не макаться. И водила не стал рисковать. Он даже не подал виду, что узнал Мошенника.