Сокровища Мельк-Тауза

От одного костра к другому шел Юсуф. И везде он видел одно и то же. Сидели у пылающих огней грязные, оборванные люди и лениво ели. Ели не потому, что хотели есть, а только оттого, что больше нечем было заняться. Было что- то гнетущее и жуткое в этом ленивом пресыщении от безделья. И шейх Юсуф под конец перестал уже глядеть на сидящих у костров людей.

Храм Адэ находился в тесном пылающем кольце. За огнями белели стены, и строение храма в полутьме казалось выше и грандиозней.

В небольшой пристройке к храму приютилась кабана. При колеблющемся свете небольшой плошки она пыталась пересчитать вырученные белые никелевые монетки. Пересчитать их было нетрудно. Таких монет не так уж много. Хуже с грязными медяками. Их очень много. Кабана сортировала их, подсчитывала, путалась и начинала снова.

Шорох в дверях заставил кабану прекратить трудное, но приятное занятие. Она быстро села на разложенные по земле деньги и с неудовольствием взглянула на двери. К ней приближался мужчина с бледным лицом и темными и суровыми глазами.

— Слушай, кабана, — проговорил вошедший, — я хочу узнать волю Мельк-Тауза.

Он вынул из кармана несколько никелевых монет и швырнул их на платье служительницы храма. Кабана не шевельнулась. Бледное лицо, глубокие морщины и немигающий пристальный взгляд захватили все ее внимание. В толпе паломников она не видела ни одного такого лица. Там были лица оживленные, и глаза на этих лицах были похожи на дешевые блестящие бусы. На этом же лице морщины скорби и ожесточения, а в глазах суровость одиночества и надменная холодность.

— Кто ты?.. — спросила кабана.

— Я — шейх Юсуф, — ответил вошедший. — Узнай, что готовит мне Мельк-Тауз…

— Ты — шейх Юсуф?.. Ты оттуда, где царство Мельк- Тауза?.. — прерывающимся голосом сказала кабана.

Она схватила плошку с горящим в ней светильником и поднялась. Белые монеты с нежным звоном упали на пол и разбежались во все стороны. Никто не обратил на них внимания. Пред лицом шейха Юсуфа дрожало и колебалось пламя жалкого светильника, а за ним было вытянувшееся лицо старухи с острыми крысиными глазами и с загоревшимися в них огоньками ненависти.

— Ты — шейх Юсуф?.. — злой шопот срывался с тонких и сухих губ старухи. — Пусть все несчастья мира упадут на твою голову!

— Что сделал я тебе злого?.. — в недоумении спросил шейх Юсуф.

— Что сделал ты Га-усо, то сделал и мне!.. — злобно выкрикнула кабана. — Я — мать его. За что ты погубил моего сына?

— Он нарушил заветы шейха Адэ… Он, мирид, похитил дочь шейха и хотел жениться на ней!.. — растерянно стал оправдываться шейх Юсуф.

— Он нарушил святые заветы — и вы погубили его, а когда вы нарушаете их, то вам нельзя и сказать об этом? Будьте прокляты вы!.. Уходи отсюда, окаянный, или я разобью этот светильник о твою голову и выдеру твои волчьи глаза.

Лицо старухи исказилось от гнева, на губах выступила пена, а плошка с небольшим язычком пламени прыгала в дрожащей руке. Рука не удержала плошку; она упала на утоптанный земляной пол и потухла. Старуха кинулась на шейха и стала душить его. Юсуф без особого труда освободился от цепких костлявых рук и со злобой отшвырнул от себя обезумевшую прислужницу храма. Она ударилась о стену, глухо охнула и упала на пол.

Юсуф вышел из пристройки, а вслед ему неслись дикие выкрики, проклятья и зловещий смех.

Шейх был ошеломлен и растерян. Что означает поведение кабаны?.. Кто говорил ее устами — сердце матери или гнев Мельк-Тауза?

Он вышел из кольца окружающих храм Адэ огней и направился к своему жилью.

От костра к костру бродил в темноте фарраш. В руках у него была глиняная ваза, а в ней — небольшой светиль- ничек, зажженный от огня у великой могилы. Фарраш разносил среди паломников святой огонь и предлагал каждому коснуться этого огня и очиститься.

Паломники грели над огнем руки. Движения рук походили на те, какие проделываются при умывании. Со стороны казалось, что люди моют свои грязные руки в незримых струях, подымающихся от огня, но не только руки очищали паломники над огнем. Они старались вдохнуть в себя священное пламя и, обжигая носы, втягивали в легкие удушливую копоть светильника.

Руки фарраша торопливо принимали щедро сыпавшиеся гроши, и сердце его переполнялось сознанием значительности и важности исполняемого им дела. Приблизился фар- раш и к шейху Юсуфу, но тот отвернулся от святого огня и торопливо исчез в темноте.

Наступил последний день праздника.

Прибыл эмир, окружённый свитой кавалов. Под восторженные крики истомившегося от праздности народа он проследовал в храм.