– Заметили рощицу, нарубили дров… Почему же я их не приметил? Наверно, поднялись до того, как я выглянул вслед за Питтером и Джерри, – догадался Генрих и крадучись преодолел последние футы пространства ровного склона – вот и край земли!
Они были здесь, обе шлюпки с «Генерала Гранта»! Одна оказалась как раз под ним, кормой вытащенная на гальку в узком месте между больших валунов, непонятно как тут оказавшихся, столь далеко от кратера. Вторая шлюпка была в пятидесяти шагах и покачивалась на воде, веревкой пришвартованная к камню, с парусом, обмотанным вокруг мачты. На ближней шлюпке мачта лежала: парус, по-видимому, сорвало еще на барке во время шторма.
У ближнего костра, хорошо присмотревшись, узнал своего подсменного рулевого Джима Перро, ходившего с пустой трубкой в зубах и вечно просивший чужого табаку на курево. Остальных он по именам не знал. Боцман и Джерри остановились у второго костра, кто там еще был, разглядеть невозможно, потому как все теснились к хилому огню, подставляя то спины, то бока.
«Остался еще боцман, который знает про золото “Генерала Гранта”, – отметил про себя Генрих, не сразу сообразив, что Питтер за эти страшные часы мог уже рассказать морякам, какой груз лежит на дне моря всего в миле от них. – Если боцман доберется до большого порта, он наверняка оповестит таможенников, где именно погиб американский барк. Могут прислать спасательную команду с водолазами, постараются найти корабль и поднять груз».
Что же теперь делать? Объявиться боцману и вместе с ним уйти с острова? А потом, добравшись до Новой Зеландии или до Австралии, «уговорить» Питтера так, чтобы он умолк навеки… Или что-то придумать этой же ночью, пока все здесь и никто во всем мире не знает об их спасении, а стало быть, и о месте затонувшего золота…
Генрих осторожно посмотрел вниз – здесь не спуститься, обрыв футов шестьдесят. Лучше пройти немного к северу, где прилепилась карликовая рощица.
«Даст Бог день, даст и пищу», – вспомнил Генрих слова, однажды слышанные в малолетстве в церкви. И наконец-то решив, что ему делать этой ночью, осторожно поднялся, отошел от обрыва и крадучись поспешил к месту намеченного спуска близ шлюпки с парусом.
Его бил холодный озноб – в спину дул резкий прохладный ветер – и чтобы хоть как-то сберечь остатки тепла в мокрой одежде, Генрих залег между валунами, совсем рядом с обрывом. Спуститься вниз он так и не рискнул – моряки с «Генерала Гранта» все еще толклись у костров, не испытывая особого желания в полусырой одежде укладываться спать на такие же влажные камни.
Лежал, смотрел на бурное темное море, на редкие звезды среди туч, на два неярких костра, на обреченных людей, а где-то совсем рядом до удивления знакомо по камешкам булькала вода. Сначала решил, что это галлюцинация, вызванная сильным желанием поесть и вдоволь напиться свежей воды, но потом прислушался внимательнее – именно так сбегает по камешкам родничок. Генрих торопливо встал на колени и в полумраке лунного света начал выбирать из-под себя влажную россыпь и складывать ее за спиной, чтобы не загремела вниз. И скоро убедился, что камешки увлажнены не только минувшим дождем – продрогшие ладони, ощупывая твердый грунт под россыпью, натолкнулись на ложбинку в сплошной скале, и мимо пальцев потекла вода…
Ткнув в лоб холодными влажными пальцами, Генрих перекрестился. Выждал несколько томительных минут, чтобы мутная вода сошла, плотно прижал тыльной стороной обе ладони к стенкам почти неразличимой в темноте ямки, тихо засмеялся, когда студеная влага наполнила пригоршни.
– Нектар олимпийских богов! – хохотнул Генрих, но тут же утишил голос и поднес ладони к губам, боясь пролить бесценные капли. Пил бережно, долго, потому как не без основания полагал, что родник не из-под земли, а просто от минувшего штормового дождя. Собралась где-то на монолите вода, отыскала дорогу и стекает теперь по склону, пока не булькнет последней капелькой.
«Как бы там ни было, – радовался Генрих, вытирая влажным платком застывшее от воды лицо, – а в ночь напьюсь досыта. На сутки, а то и на двое, сберегу водичку во фляжке». – Когда желудок отказался принимать даже маленькими глотками, он с трудом привстал с ломивших колен – стоять на камнях далеко не из приятных занятий! – снова переместился ближе к обрыву.
Костры прогорели и чуть светились затухающими на ветру углями. Моряки кто как сумел, укрывшись за валунами от ветра, спали, намаявшись за дни шторма и жуткие часы кораблекрушения. Тихо было и у дальней вытащенной на берег шлюпки. Генрих отошел от родничка еще шагов пятьдесят и в этом месте решил спуститься, а потом, выверяя руками каждый дюйм, где наступить ногой, буквально на четвереньках подкрался к шлюпке с мачтой и парусом. У костра, кто как, спали пятеро матросов, прикрыв головы куртками. А один, словно сторожевой пес в тесной будке, свернулся на дне шлюпки между скамьями.