Сокровища Посейдона

Подняв две сетки к фальшборту, Отто ухватился за толстые ручки, вытянул их на уровень груди, перенес через ограждение на себя и с глухим стуком опустил у ног на палубу.

– Фу-у, – едва выдохнул от напряжения Отто…

– Вам помочь… господин сенатор? – с непонятно-астматическим хрипом проговорил над его склоненной головой боцман. – Хотите, я возьму одну из сеток и отнесу куда скажете?

В полусогнутом положении Отто Дуккель резко повернул голову влево, увидел очень близко множество, как ему показалось, чужих ног, а одна из них, в тяжелом желтом ботинке, чуть занесена, словно для того, чтобы дать ему крепкого пинка под зад… Еще секунда и…

Он резко выпрямился, сунул руку в карман и, не в состоянии дальше переносить это нечеловеческое нервное напряжение, выхватил пистолет, щелкнул предохранителем.

– Цурюк![26] – рявкнул он в глаза Майклу, выпученные теперь не от алчности, а от ужаса и непонимания, отчего это вдруг сенатор так вызверился. Ведь он хотел помочь из самых добрых намерений, а не в стремлении украсть один из этих золотых слитков! И хотя приказ произнесен по-немецки, смысл его был настолько понятен, что боцман отпрянул к рубке, как если бы бесстрашный Персей поднес к его лицу голову ужасной горгоны Медузы…

Есио и Чжоу – а они тоже непонятно почему приблизились было к рубке, отчего Дункель и увидел множество ног! – попятились к открытой двери машинного отделения, на пороге которого, расперев руки о косяки, замер механик Степан Чагрин. Негр Джим со шваброй стоял почти на корме, за люком в матросский кубрик и оттуда, забыв закрыть рот от удивления, молча уставился на сенатора и на боцмана, который, похоже, закаменел перед дулом пистолета.

На баке, испугавшись того, что может сейчас случиться, вскочила на ноги и отчаянно вскрикнула Марта:

– Отто, берегись!

Но от кого должен был беречься ее любимый Отто, она не могла бы в эту роковую секунду объяснить даже себе: то ли он должен был сдержать себя и не дать воли вырваться накопившейся в душе ярости, замешанной на страхе потерять сокровища и собственные головы, то ли уберечь себя и ее от неминуемой опасности нападения…

– Какого черта с ними возиться и дальше! – закричал Фридрих. – Еще мы с этими тварями не делились. Стреляй!

Кугель прокричал убийственную фразу по-немецки, но его хорошо понял Степан.

– Братцы! Они будут стрелять! Берегись!

Майкл первым пришел в себя. Он развел руки в стороны, словно надеялся оградить товарищей от страшного дыхания смерти, которая глядела ему в глаза из маленького круглого отверстия пистолета, шагнул от рубки, торопливо заговорил, не спуская глаз с черной дырочки пистолета, как не спускает своих глаз обреченная лягушка перед голодным ужом…

– Господин сенатор, ради бога! Ведь вы обещали мне и команде, что не будете… О-о-о… – и захлебнулся воздухом на последнем слове: с бака грохнул выстрел Кугеля, Майкла отбросило к рубке. Цепляясь руками за Роберта, не спуская широко раскрытых глаз со звериного, перекошенного лица Дункеля, он медленно повалился на палубу. Из простреленной груди на куртку потекла кровь, а в глазах появилось выражение удивления, словно все это случилось не с ним, а видится в детективном фильме: боль еще не выплеснулась из тела через эти умирающие уже окна души человеческой…

«Наконец-то!» – подобно короткой вспышке молнии, мелькнуло в сознании Отто Дункеля и разом, как подумалось, сожгло напрочь никчемные сомнения.

Секундный общий шок взорвался диким криком Роберта:

– А-а-а, иуды-ы проклятые! – И он пантерой метнулся к фальшборту, чтобы своим телом сбить с палубы стоявшего там Дункеля, но Клаус был начеку. Его профессионально резкий удар перехватил Роберта и откинул матроса к рубке. Отто выстрелил, Роберт, не успев подняться на ноги, снова закричал, но теперь от жгучей боли, и упал на неподвижно лежащего боцмана, громко стукнув о палубу зажатым в руке кривым матросским ножом.

Степан Чагрин взревел так, будто его со спины ожгли раскаленным прутом, сделал рывок от своей двери и коротким ломиком сбоку нанес улыбающемуся Клаусу сильный удар. Глухо треснул череп, Клаус успел лишь безмолвно распахнуть рот и свалился к ногам механика, Степан пригнулся, левой рукой – откуда только и силы взялись! – поднял обливающегося кровью Клауса, как щитом, закрылся им и шагнул в сторону бака, навстречу Кугелю…

Фридрих выстрелил второй раз. От тупого удара в живот Есио Кондо качнулся, но устоял на ногах: пуля отрикошетила от слитка золота, который Есио засунул себе за тугой пояс под рубаху. Фридрих на долю секунды замешкался в удивлении, почему японец не повалился на палубу, и это стоило ему жизни. С воинственным воплем: «Банзаай» – Есио ловко метнул в Кугеля нож, да так удачно, что бывший штурман рухнул головой под шпиль и даже ногами не дернул.