Сокровища Посейдона

– Ну вот, братцы, – Отто повернулся лицом к матросам, которые с напряженным вниманием слушали его слова, – теперь вы сами видите, почему я не взял тех китобоев на яхту. Уже сейчас или назавтра, когда мы поднимем все золото с затонувшего корабля, они перестреляли бы нас. Всех до одного, чтобы никаких свидетелей не осталось! За вашу отличную работу я награжу вас достойным образом, чтобы впредь вы не испытывали никакой нужды… Майкл, возьми и вручи каждому из матросов по слитку. Им первая добыча. Остальное поднимем завтра, будем работать до тех пор, пока у Посейдона не станет меньше одним подводным кладом. С него довольно тех сокровищ, которые лежат на морском дне в иных, нам неизвестных пока что местах!

– И-и-ей! – прицокнул Есио Кондо, когда счастливый до легкого помешательства Майкл опустил ему на протянутые руки золотое, холодное от морской воды «тельце».

Чжоу Чан, приняв подарок, опустился на колени и поцеловал палубу Богом отмеченной, не иначе, яхты. Роберт словно не поверил своим глазам. Приняв золото, качнул его на ладони, будто взвешивая, растерянно поклонился Дункелю, потом неожиданно расцвел в улыбке, лихо взлохматил шикарную шевелюру и с вызовом крикнул в северную часть океана:

– Ну, господин генерал-губернатор! Теперь посмотрим, что ты скажешь, когда подкачу я к твоему парадному крылечку на шикарном красного цвета авто!

Джим растянул в улыбке толстые губы, сверкнул большими черными глазами, потом неожиданно поднял двумя руками слиток над кудрявой головой и с замысловатыми телодвижениями, исполняя какой-то африканский ритуальный танец, прошелся кругом около рубки. И только снова очутившись перед Дункелем, поклонился сенатору в пояс.

– Да ты артист, Джим! – засмеялся Отто, сам довольный тем, что так удачно пришла ему мысль задобрить команду именно такими подарками. – Кто следующий?

Клаус Кинкель принял золото с лицом бесстрастного фельдфебеля, который принимает железный крест из рук маршала, осознавая, что это награда не столько за прошлое, сколько задаток за будущие услуги. Принял, поклонился и отошел к рубке, уступая место механику.

Степан Чагрин принял слиток от боцмана настороженно. Начитавшись еще в школе рассказов Эдгара По, он как бы опасался неожиданного и смертельного «укуса» этого самого бесценного подарка… Только на миг он поднял глаза на Отто Дункеля, словно хотел проверить, что же таится у сенатора там, в глубине души, но увидел радушную улыбку щедрого сенатора, опустил голову в полупоклоне и повернулся, чтобы отойти подальше от этого страшного человека с таким красивым и привлекательным лицом.

«Никакого каторжанина Айртона! Это он, Русский Медведь, бросал камни со скалы! – обожгла мозг Дункеля неожиданная догадка. – Только он, русский, мог отважиться на этот отчаянный шаг. Только у него сохранился в душе тот запал ненависти, который хранит в себе почти каждый фронтовик, потерявший на войне брата, отца или верных товарищей…» Рука сама по себе потянулась к карману куртки, чтобы выхватить пистолет и всадить пулю в ненавистный затылок, подстриженный короткой стрижкой: механик первым из матросов пошел к себе в кубрик. Нечеловеческого усилия стоило Дункелю сдержать собственную ненависть к русскому, согнать с лица печать злости и продолжить как ни в чем не бывало прерванную процедуру награждения команды.

– Майкл, по случаю большой удачи я разрешаю выдать каждому по бутылке вина. Только не передеритесь пьяными, морские волки! – добавил со смехом Отто, а сам подумал, что это был бы самый оптимальный выход из тупиковой ситуации. Боцман живо поспешил на камбуз отпереть заветный шкаф с вином…

Когда боцман с бутылками в карманах и в руках спустился в кубрик, матросы сидели каждый со своим слитком золота, и у каждого лицо с таким непохожим выражением – от детского и безмятежного счастья у негра Джима до лица человека, приговоренного к расстрелу и уже поставленного у пулями иссеченной стены, какое было у механика Степана. Боцман бережно опустил на стол бутылки сухого вина, не сдержался от наполнившей сердце радости, потер затекшие пальцы о ладони.

– Вот видите, братцы! Этот сенатор Дункель оказался не таким каннибалом, как могло показаться поначалу…

Степан поднял на него злые, зеленым огнем горящие глаза, резко, но тихо выговорил доверчивому Майклу:

– Его щедрость сравнима только со щедростью Сатаны, который за золото покупает невинные души людей! Надо же, ни за что ни про что отвалил почти по пять килограммов золота! Для полного счастья не хватает сущего пустячка – вызвать к трапу яхты такси и мчаться в банк менять золотишко на разменную монету! На каждого приходится более ста тысячи фунтов стерлингов! Ого! С чего бы такая щедрость? Он мог бы в конце похода по морям, как это делали другие пассажиры, выдать нам по сотне долларов, и этого было бы вполне достаточно для вознаграждения за услуги. А здесь большим грехом попахивает, братцы, ох и большим грехом! Не подсовывает ли нам этот недобитый фашист троянских лошадок?