Сокровища Рейха

Но вот кружка опустела, и Майло с закрытыми глазами обмяк у стены, тихо постанывая. От вони меня выворачивало наизнанку. Я вышел в тусклый коридор с облупленной штукатуркой. Дверь позади меня осталась слегка приоткрытой. Когда я вновь просунул в нее голову посмотреть, почему Питерсон так долго не появляется, я увидел, что он смывает с пальто пятна рвоты. Наконец он закончил вытирать, сложил мокрый носовой платок и сунул его в карман. Оценивающе оглядел себя в длинный, узкий осколок зеркала: коснулся парика, поправив на лбу прядь волос, потом отступил назад, посмотрел на распростертое на полу тело. Один рукав у Майло оторвался и соскользнул в унитаз, и рука казалась расплывчатым белым пятном в мутной от нечистот воде. Глаза Майло были открыты, губы обвисли, он не мигая смотрел в пол.

– Прощай, Майло, – обыденным тоном сказал Питерсон и потянул за шнур единственной в туалете лампочки.

На улице сгустился мокрый туман. Я медленно тащился за Питерсоном, не зная, что сказать. Мы удалялись от реки.

– Он мертв, – произнес я.

– О да, за это я ручаюсь. – Питерсон шел, заложив руки в карманы, спокойно попыхивая сигарой.

– Вы что-то подсыпали в портер?

– Угу, – кивнул он.

– Бог мой!

Мне вновь стало плохо. Заметив это, Питерсон потащил меня в ярко освещенный бар «эспрессо» и принес две чашки горячего кофе. Я пил и напряженно слушал, что он говорит.

– Майло Кипнюз был нашим врагом, Джон. – До этого Питерсон никогда не называл меня по имени. – Я убежден, что именно он убил нескольких человек… возможно, Полу и вашего брата. Он ликвидировал профессора Долдорфа, поджег квартиру Марии, прикончил Алистера Кемпбелла. По меньшей мере дважды покушался на вас, и оба раза был близок к цели. – Он замолчал, добавил в кофе сливок. – Дрянь-человек. Он готовил вам западню. Он следил за вами… следил, когда вы целый день шлялись за женой Бренделя, вероятно, следил за нами и сегодня. У него при себе был револьвер, а в кармане его пальто я обнаружил глушитель, и не исключено, что через час-другой он пристрелил бы нас обоих. Поэтому, прошу вас, попытайтесь взглянуть на вещи трезво. Конечно, обыватели живут себе тихо-мирно, и ничего подобного с ними не случается. Но вы – совсем другое дело, во всяком случае теперь, да и моя спокойная жизнь кончилась. – Он пил кофе маленькими глотками. Его черные глаза сверлили меня, а голос звучал твердо и успокаивающе. – И все пошло вкривь и вкось, Джон. Сейчас нам остается одно: либо выжить, либо умереть… Но нам нельзя и дальше оставаться пассивными. В этом вся суть. Надо действовать, руководить событиями. Пусть с ними что-то случается. Пусть они гадают, в чем же дело. – Он вздохнул и дотронулся до моей руки. – То, что сегодня случилось с Майло Кипнюзом, чертовски их обеспокоит. Для нас главное – продолжать давить на них. Им известно, что вы преследуете Ли, Майло наверняка сообщил им об этом. Не исключено, что они знают про мой визит в Скотленд-Ярд, а также о том, что мы расшифровали большую часть документов из ящика и побывали у Стейнза. И надо думать, они занервничали. Наша сила в одном, Джон, – в быстроте, в натиске. Понимаете ли, они наверняка не ожидают, что мы можем перейти в контрнаступление. – Он снова легонько похлопал меня по руке. – Нам надо действовать. Нельзя мешкать, раздумывая над всем этим. – Он улыбался мне, а перед моим взором стоял скорчившийся на полу Кипнюз, хватающий ртом воздух.

Всю дорогу до гостиницы Питерсон о чем-то энергично говорил, но от меня ускользал смысл его слов. Он был счастлив, он чуть не захлебывался от восторга, а мне было противно. Противно от того, что я только что видел. Но, видит бог, мне было противно и от того, что натворил Майло Кипнюз, или Макдональд, или как там его, черт побери! Меня тошнило, и я не понимал, есть ли вообще грань между добром и злом. «Значит, будут новые жертвы, – думал я, – будет еще больше убитых…»

Питерсон откупорил бутылку «курвуазье» и удобно устроился на кровати, опершись спиной о взбитые подушки. Он от души плеснул коньяка в фужер, сделал большой глоток, посмаковал коньяк и расплылся в широченной улыбке. Суставы пальцев на правой руке, которой он сжимал фужер, еще кровоточили там, где осколки стекла от очков Кипнюза вонзились в кожу. Он скрестил ноги и закурил очередную сигару. Счастливый человек…

Я заснул, но, услышав его недоверчивый голос, проснулся.

– Что? – Сигарный пепел сыпался на его рубашку. – Что вы сказали?!

Я заморгал, потянулся: оказывается, я задремал прямо в кресле. Заметив, что я проснулся, он жестом указал на параллельный аппарат.

Сквозь треск и щелканье на линии доносился пронзительный, металлический голос полковника Стейнза.