Сокровища Рейха

– Потрясающе, как вы помните такие подробности! – восхитился Питерсон. Он вытер лицо рукой. Пот проступал у него из-под края парика, усы обвисли. Он теперь походил на разбойника. – Потрясающе! – повторил он. – Вы интересуетесь политикой, Макдональд? Или историей?

Теперь Макдональд был уже пепельно-серого цвета. Я не мог поймать его взгляд: глаза по-рыбьи остановились, он ничего не видел перед собой.

– Макдональд, – сказал я, хватая его за рукав, – вы плохо выглядите. Вам нехорошо?

– Ага, что-то мне не того… – пробормотал он.

– Хлебните еще пивка, – посоветовал Питерсон, почти крича ему в ухо. – Вы просто проголодались… Немного хорошего острого карри, и вы враз оживете! – Он хлопнул Макдональда по плечу и прокричал бармену через головы стоявших в очереди, чтобы подал еще пива. – Валяйте, Мак, пейте до дна, теплый портер полезен для брюха…

Макдональд протянул трясущуюся руку к кружке, которую совал ему Питерсон, хотел было что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова. Он ослабил на шее голубой шарф и сбросил пальто.

– Извините, – пробормотал он и стал проталкиваться сквозь толпу. Один раз он обернулся, взглянул на нас грустными глазами.

– Господи, чего вы так на него насели? – сказал я. – Ему и вправду плохо… И что, собственно, вы хотели доказать своим спектаклем? – Я не скрывал раздражения. Никогда прежде мне не доводилось видеть Питерсона таким, хотя Макдональд, даже когда мы говорили о нем в гостинице, приводил его в крайнее возбуждение.

– Ничего не хотел, – лаконично заметил он, выкладывая на стойку раздутый бумажник черной кожи. – Я не испытываю ни особого доверия, ни тем более симпатии к вашему Макдональду, поэтому подсыпал ему кое-какую гадость в его отвратительное пойло, жуткую гадость, от которой ест глаза, во рту пересыхает, а суставы костенеют, но всегда остается достаточно сил, чтобы добраться до клозета и вдоволь наблеваться. А потом вы теряете сознание. Старый маятник начинает здорово барахлить, и вы надолго выходите из строя. – Он открыл бумажник Макдональда, вытащил стопку визитных карточек и развернул их веером в своей тяжелой лапе с черными пучками волос на суставах. – Макдональд! – Он с отвращением сплюнул. – Так и есть. Его зовут Майло Кипнюз. Место жительства – Мадрид… и работает он в какой-то компании под названием «Мендоза импортс». Бьюсь об заклад, что эта «Мендоза импортс»…

– Кипнюз, – повторил я. – Майло Кипнюз…

Питерсон стал просматривать другие карточки, какие-то бумажки.

– Вопрос в том, на кого он работает, черт его дери! Одно из двух – или на ЦРУ, или на банду Бренделя. – Он взглянул на меня. – Таковы, я бы сказал, главные предположения. – И, заметив на моем лице недоумение, добавил: – Надо полагать, Купер, наш друг Майло Кипнюз находится здесь с целью либо следить за вами, чтобы убить вас… либо следить за вами, чтобы вас не убили. И в том и в другом случае он опасен, поскольку защитить вас он все равно не в состоянии, зато может привлечь лихих ребят вроде меня, как дерьмо мошкару. – Он взболтал свою кружку и осушил ее.

Я не отрывал от него глаз, так как не мог взять в толк, что все-таки происходит, и только пробормотал:

– ЦРУ?

– Они всюду запускают свою лапу. Утром по понедельникам они смотрят друг на друга и говорят: ну, черт побери, где-то там кто-то делает что-то плохое. Затем начинают вынюхивать повсюду и замечают, скажем, убийство здесь, или взорванный городишко в Миннесоте, или старичка-профессора, бывшего нациста, кокнутого в небоскребе в Буэнос-Айресе, после чего говорят: а и впрямь творится что-то неладное – и выходят на дело. Так что, возможно, старина Майло Кипнюз как раз и есть один из них. Но кто бы он ни был – за ним целая организация. Полюбуйтесь на все эти кредитные карточки, единые билеты на европейские железные дороги, на авиалинии, талоны на бензин. Мы просто не знаем, что это за организация. И у него при себе оружие. Поэтому, я считаю, нам лучше пойти взглянуть, как он там.

Я двигался через зал за широкой спиной Питерсона, который разгребал людскую толпу, как бульдозер камни. Дверь туалета облупилась, пружина с внешней стороны была сорвана и болталась на гвозде. Кипнюз не забыл запереть дверь. Приложив ухо к тонкой фанере, мы услышали, как его рвало и как он стонал.

– Макдональд, старина, – позвал Питерсон. – Вы там?

Никакого ответа.

Питерсон посмотрел на дверную ручку, нажал на нее. Она загремела, но не повернулась. Тогда он схватился за нее, скрежетнул зубами и коротким, резким толчком проломил ее внутрь, потом вытянул на себя, показал мне обе ручки и кивнул на рваный пролом в двери:

– Силища, а? – Улыбка его была зловещей. – Ну, Макдональд, сукин сын, как ты тут поживаешь? – С этими словами он распахнул дверь, и первое, что я увидел в тусклом свете, – это ствол револьвера, нацеленный мне в живот.