Сокровища скифов

Через двадцать минут мы стояли возле двухэтажного особнячка с черепичной крышей и вишнёвым палисадником. Мы — это я, Шурик и три амбала, которые сидели с Шуриком в ресторане. Как оказалось, это они были его телохранителями, а вовсе не те двое с дубинками у входа. Один из амбалов ловко вскрыл замок, и мы вошли в широкий прохладный холл. Я сразу принялся шарить рукой по стене в поисках выключателя, но Шурик остановил меня.

— Не надо, — и отодвинулся, пропуская вперёд своих боевых товарищей. — Пусть этим займутся профессионалы. А мы здесь подождём.

— Только осторожно, он ещё тот перец, — предупредил я, вспомнив рассказ Любаши.

Амбалы ушли в темноту, неслышно растворившись в тишине дома, а я нащупал какое-то сиденье, нечто среднее между пуфиком и табуреткой, и уселся. Шурик попытался пристроиться рядом, но я сунул ему под нос кулак и он остался стоять.

— Как считаешь, наши думные дьяки когда-нибудь начнут думать о народе? — вдруг спросил Шурик.

Я не сразу понял, о чём это он, в голове крутились планы освобождения Любаши, поиски сокровищ, любовь и всякая прочая дребедень, потом сообразил и ответил:

— Когда-нибудь начнут. Только сначала набьют сусеки баксами — но не раньше.

— А когда они их набьют?

— Ну-у! — протянул я. — Ты такие вопросы задаёшь! У них же дети, племянники, любовницы… Такую канитель сразу не накормишь. Каждому квартира нужна, машина, банковский счёт, тёплое местечко. Как не порадеть родному человеку пока есть возможность? А потом уже у этих пойдут дети, племянники, любовницы. Им тоже кушать захочется…

— Значит, мы будем плохо жить?

— А кому на Руси жить хорошо?

Я услышал, как Шурик скребёт подбородок.

— И что делать?

— Ты ещё спроси: «кто виноват?».

Спросить Шурик не успел. Где-то в глубине дома послышался стук, как будто кем-то считали ступеньки, жалобно звякнула разбитая ваза, потом включился свет, и мы увидели наших громил и обескураженную мордашку Отто фон Глыбы, отливающую синюшной белизной. Редкие волосинки на его лысине стояли дыбом, в глазах застыло непонимание, губы дрожали, а из носа тонкой струйкой сочилась кровь. Видимо, ступеньки считали им.

Я разочарованно вздохнул. Любаша говорила, что Отто фон Глыба очень опасный человек и что с ним лучше не связываться. Однако на деле всё оказалось как нельзя просто. Вот и верь после этого женщинам.

— Доброй ночи, — поздоровался я, протягивая ему носовой платок. — Вы уж извините, что мы так бестактно… без приглашения…

Отто фон Глыба приложил платок к носу и запрокинул голову.

— Ну что вы, я всегда рад гостям, — прогнусавил он.

У него ещё хватало духу шутить в такой ситуации.

— Может быть, вы и прогуляться с нами будете рады? Ночь тихая, тёплая, звёзды блещут. Самое время для прогулок.

— В такой-то компании? — ухмыльнулся Отто фон Глыба, окидывая взглядом шуриковых амбалов. — Всю жизнь мечтал.

— Значит, будем считать, что ваша мечта сбылась.

Спорить он не стал, тем более что сила была не на его стороне. Уже в машине я объяснил незадачливому немцу, почему мы так нежданно нагрянули в гости. Я попросил его (вежливо и почти без угроз) проводить нас к давнему его другу Боре Гусеву, ибо, как я полагал, в плену у оного томилась Любаша. Сам Боря вряд ли нас к себе пустит, а я без Любаши жить не могу, и потому прошу его посодействовать нашей с Борей встрече.

Отто фон Глыба думал не долго. Он сразу закивал своей лысой головой, выражая таким образом полное согласие моей просьбе, хотя и высказал сомнение относительно того, что Любаша находиться у Гуся.

— Я бы знал, что она у него. Но я этого не знаю, — сказал он.

— Вот вместе и проверим.

— Только не дёргайся, — посоветовал Шурик. — А то он тебя пристрелит.

Мне показалось, что в глазах Отто фон Глыбы вспыхнули насмешливые огоньки, но было слишком темно, чтобы утверждать это твёрдо.

До гусиного гнёздышка мы добрались за полчаса. В ночи, при свете звёзд, оно казалось ещё более неприступным, чем описывал его Кощей Бессмертный. Шуриковых подручных по совету нашего дедушки пришлось оставить в городе, и потому к воротам мы подъехали втроём: я, Шурик и Отто фон Глыба. Охранники, те самые с автоматами, внимательно оглядели салон, но обыскивать его не стали. Видимо, Отто фон Глыба был для них авторитетом не менее значимым, чем Боря Гусев.

Шурик подогнал свой мерседес ко второму корпусу и остановился. По плану я играл роль телохранителя, поэтому вышел из машины и открыл дверь нашему дедуле. Тот вальяжно потянулся и спустил ноги на землю. Выходить он не торопился, будто ждал чего-то.

— Хотите чтоб я вам руку подал? — с издёвкой спросил я.

— Не торопись становиться халдеем, — усмехнулся в ответ Отто фон Глыба. — Тебе это не идёт. — И помолчав, добавил. — Дверь пошире открой.

Я открыл, но не потому что хотел, а потому что к мерседесу подходила стая гусят в образе двух атлетов и худощавого юнца, рыжего и прыщавого. Шурик легонько свистнул, предупреждая меня, и я принял каменное выражение лица. Телохранителю положено быть невозмутимым.

— Вы к Борису Степановичу? — спросил юнец блеющим голоском и, повернувшись к атлетам, сказал. — Проверьте их!