Противник тем временем изменил тактику. Вороны поднялись вверх, выстроились кругом и ринулись вниз воронкой, острие которой было направлено на ребят.
Мишка не выдержал и сиганул в болото. Колька следом. И зеленая ряска сомкнулась над ними.
Вороны, словно этого и добивались, взмыли вверх и нестройной толпой, галдя, довольные, ушли за край леса.
Первым высунул нос Мишка. Отбросил со лба шматок ряски, отфыркался. Так же осторожно всплыл Колька. Ухватились за бревно, отдышались. Осмотрелись.
– Не боись, хулиган, - крокодилы здесь не водятся, - сказал Мишка. - Одни бегемоты с крыльями.
– Пошли к ведьме, - добавил Колька. - Теперь врать не придется. Мы теперь для них свои. Ты - леший, я - водяной.
Ребята выбрались на гать, сбросили с себя, как могли, болотные травы, кое-как выжали одежду, смахнули липкую грязь. Побрели к избушке.
Гать была хорошая, надежная. Где из стволов, где из жердей и хвороста. Идти по ней можно было без опаски, только хлюпала под ногами и брызгала вонючая болотная жижа. Но это - мокрых и грязных - уже не смущало.
Дошли до островка, густо заросшего доброй травой, темным ельником. Прямо перед ними - избушка на курьих ножках: бревенчатая, на старых пеньках. Малое оконце, щелястая дверь. Тесовая крыша сплошь заросла мхом, из которого торчат на длинных тонких ножках мухоморы и поганки. На коньке уставились друг на друга ворона и кошка, обе черные. Из трубы идет, вьется дымок.
Перед избушкой на чурбачке тешет колышек дед - в длинной бороде, в длинной, до колен, рубашке навыпуск, босой. Тот самый террорист Федя.
– Здрасьте! - заорал Мишка, растерявшись. - Мы с Синеречья, рыбалили здесь! Водички напиться дадите?
Колька зло сунул его локтем в бок: вот уж кто в самом деле с коня упал. Водички ему! По реке плывет и от жажды мрет.
– Мы заблудились, - поправил дружка Колька. - В болото попали. Нам бы обсушиться.
Дед послушал одного, другого и что-то негромко сказал в окно.
Дверь заскрипела, и на пороге показалась… баба-яга. С клюкой, согнутая в пояснице, из-под платка падают на впалые щеки седые космы, нос словно нюхает подбородок, острые глазки совсем затерялись среди обильных морщин и бровей.
Мишка шагнул назад и оказался у Кольки за спиной.
– Здрасьте, бабушка, - выдавил с трудом Колька. - Мы…
– …Заблудились, - продолжила баба-яга скрипучим голосом.
– Да… Нам бы…
– …Обсушиться. - Голова старухи заметно тряслась, и непонятно было - то ли это от старости, то ли она просто кивала. - Заходите. Обогрейтесь, - бабка посторонилась в дверях. - Как раз печку растопила.
Вошли гуськом, с опаской, - но что делать, сами напросились. Сокровищ захотелось!
Осмотрелись. Изба как изба. В Синеречье и победнее были. Печь большая, хорошая. По стенам - лавки, стол (на нем что-то прикрытое влажным полотенцем) да буфетик с синими стеклами, разрисованными цветами. Под потолком - пучки сушеных трав, от них по избе дух идет, как от свежего сена с лесной опушки, богатой разнотравьем.
На буфете сидит неподвижно сова - не то чучело, не то живая птица. Рядом с ней - опять черная кошка.
«Надо же, - подумал Мишка про кошку, - прыткая какая. Только что на крыше была, а уж сейчас здесь».
– То другая кошка, - пробормотала Ведьма, - там Мурка, а здесь наоборот - Васька.
И Мишка сразу сообразил, что вслух он про кошку ни слова не сказал.
«И впрямь колдунья», - чуть было не подумал, да спохватился - как бы она и эти слова не угадала.
Ведьма опять что-то бормотала в углу, разбирая травы, потом сказала:
– Раздевайтесь. Вот на печку одежу разложите.
Раздеваться не хотелось, удрать хотелось, в мокром и грязном.
Сняли куртки, рубашки, штаны, разложили на печке, присели на краешек лавки у окна.
Ведьма все время что-то делала, поглядывала на гостей, будто примеривалась, бормотала.
Колька в окошко смотрел - прикидывая, как в него сигануть, если что. А Мишка прислушался к бормотанию Яги и похолодел, расслышав.
– По одному, что ль, их в печку сажать? - бубнила колдунья, поглядывая на ребят. - Иль каждого в свой черед? Оба-то сразу влезут ли?
Колька не слушал, не замечал; он что-то за окном рассматривал, а Мишка уже все понял, когда баба-яга открыла печную заслонку, пошуровала кочергой, разгребла жаркие угли.
«Сейчас она нас в печку. Как братца Иванушку». И стал лихорадочно вспоминать, чем нужно в таком случае отговариваться. Да плохо вспоминалось - забыл он эту сказку.
А Ведьма тем временем взяла из угла большую деревянную лопату…
Мишка в голове все просчитывал: «Она нарочно ворон на нас наслала, чтоб мы окунулись и обсушиться зашли. Разделись - она нас в печку. Во влипли-то. Гуси-лебеди».
Ведьма положила лопату на стол, взяла ржавый железный лист, стала его чем-то смазывать.
«Ну точно - жарить будет, на масле».
Мишка преодолел слабость в ногах и стал потихоньку перемещаться по скамье к двери, подавая Кольке знаки глазами и бровями. Но тот как вперился в окно, так не оторвать его никакой опасностью… Еще, еще чуток. Вот она - дверь, рядом, распахнута во всю ширь…
Мишка вскочил… И тут дверь сначала заскрипела, а потом с грохотом захлопнулась перед самым его носом.