А Конан несомненно был драгоценной добычей. После своего бесславного бегства из Аквилонии он несколько месяцев скитался в лесах, ведя жизнь отшельника. Случалось ему и драться — большей частью не по собственному желанию. Клан Орла нес от него самые большие потери, поскольку донимал его чаще других. Конан уже подумывал, не податься ли ему к исходу лета в более спокойные земли, как был сонным схвачен и связан Детьми Волка. С ними он не враждовал никогда, — в память о сероглазом Тампоате, сыне одного из военных вождей Детей Волка и плененной киммерийской женщины. Конан и Тампоата провели много дней бок о бок на пути к Ванахейму, вместе ища погибели стигийскому колдуну, засевшему в северном замке Кро-Ганбор. Начинали они путь как враги, к концу странствия пришли бы, верно, побратимами, но до Ванахейма Тампоата не дошел… Много воды утекло с тех пор, погиб Декаванатха, верховный вождь Волков, венчанный дубом и омелой; умер старый друид Девиатрикс, великий колдун, избранник Гулла. Вместе они держали в своих руках весь север Пустоши. После их смерти земли клана сократились, пора расцвета и благоденствия прошла, но все же это был по-прежнему самый большой и влиятельный клан на побережье. Конан поддерживал с ними негласное перемирие — он не трогал их, а они — его. И потому чувствовал себя в их землях почти желанным гостем. Он не ожидал подвоха, но был кругом виноват сам — какой мир может быть между пиктом и киммерийцем? В один из набегов Потомки Орла захватили в плен малолетнего сына верховного вождя Волков. Спору нет, предложить им в обмен беспомощного Конана было удачной мыслью. К позору своему, носящие орлиные черепа не только не усторожили пленника, но и лишились пяти лучших воинов. Не удивительно, что горя жаждой мести, они неслись за беглецом через чужие земли трое суток напролет, забыв об опасности со стороны своих же сородичей.
Тем непонятней была Конану та легкость, с какой они отказались от боя, хотя Митра свидетель, сил у их жертвы не достало бы и на троих.
Конан пожал плечами и выкинул это из головы. Разодрав на тонкие полосы остатки набедренной повязки, он занялся ранами. Голова у него все еще кружилась, все тело ныло после сумасшедшей гонки. Поэтому он устроился поудобнее, слизал запекшуюся кровь и, помогая иногда зубами, не спеша перетянул обе раны. Ему повезло: окажись дротик не выточенным из цельного оленьего рога, а деревянным, с наконечником из того же кремния, киммериец потерял бы ногу. Дробясь о кость, кремень застревал в ране и вызывал нагноение, от которого не спасала уже никакая трава. А так рана была чиста, только крови вышло порядком… Ушибы и царапины были не в счет. Теперь следовало всласть напиться и выспаться, а потом подумать о какой-нибудь одежде.
Но вместе с силами к нему возвращалось и любопытство.
Убедившись, что кровь больше не сочится из-под повязок, он встал, решив сперва оглядеться, а уж потом идти искать родник. Соленый ветер пахнул ему в лицо, шевельнул спутанные волосы. Конан улыбнулся. Жизнь продолжалась.
От площадки вверх вели небольшие углубления, напоминавшие ступени, выбитые явно человеческой рукой. Конан проследил их взглядом. Они упирались в новую площадку на высоте не более его роста. Недолго думая, киммериец полез наверх. От верхней, гораздо меньшей площадки, внутрь скалы открывался ход: узкая расселина, в которую вполне мог протиснуться человек. «Добро пожаловать в царство Нергала», — проворчал Конан, но тем не менее сунулся в расселину — на всякий случай выставив перед собою нож. С первыми же шагами, гулким эхом отразившимися от стен, его буквально оглушил писк и хлопанье бесчисленных крыльев. Стая летучих мышей заметалась под потолком тоннеля, задевая Конана по голове и плечам.
— Ах, чтоб вас… — беззлобно сказал Конан и замер, давая им успокоиться, а своим глазам — привыкнуть к полумраку.
То, что он увидел, возбудило его любопытство еще больше, чем бегство пиктов. Тоннель хорошо проветривался, откуда-то сбоку пробивался снаружи узкий луч света, выхватывая из мрака обитую кованым железом дверь в дальнем конце. Вдоль стен рядами стояли тяжелые резные лари, наподобие тех, в которых аквилонские невесты увозят из отчего дома приданое.
Пустоши Пиктов были самым глухим и варварским местом на всем Туранском континенте, здесь не проходили торговые и морские пути, не строились города, не возделывались сады. Это были земли лесных охотников и рыбаков, не знавших бронзы и железа. Зингара лежала в двадцати днях езды южнее, Аквилония — в пятнадцати восточнее. Ближайшие поселения людей с белой кожей были только у истоков Громовой, на границе Боссона. Кому могло понадобиться свозить скарб в пещеру среди лесной глуши? До сих пор он был уверен, что чужаком на вересковых пустошах пиктов скитается он один. Приглядевшись, Конан увидел, что медные пластины на ларях сплошь покрыты сложной и изящной чеканкой. Плеть, скарабей, змея с огромным глазом над рогатой головой, коленопреклоненный раб… Иероглифы! Откуда в этом краю стигийское добро?