Сокровища «Третьего Рейха»

— Это у вас с непривычки. — Бонне стал обуваться. — Я только что из Альт–Аусзее. Прекрасное местечко в предгорье. Хрупкая мечта моего детства. Маленький домик с садиком, цветы, много цветов, радующих взор с ранней весны вплоть до морозов. И я с лопатой, выращиваю огурцы или что–нибудь другое — шампиньоны. Когда выйду на пенсию, непременно отыщу местечко, похожее на Альт–Аусзее.

— Ну и что в Альт–Аусзее? — нетерпеливо перебил Дубровский.

— Порядок, — подмигнул комиссар, — полный порядок. Там Кноль, а где Кноль, не может быть ничего, кроме порядка. Все входы и выходы дома Хетеля блокированы, а за самим владельцем школы установлено наблюдение. За каждым его шагом следит Кноль, а этот инспектор, скажу вам без преувеличения, имеет голову на плечах и только случайно еще не стал комиссаром.

* * *

Кнолю снилось золото.

Маленькие слитки, величиной с кулак, разрастались в огромные глыбы, превращались в валуны: Кноль блуждал среди них, старался поднять, но они не давались, он хотел отковырнуть от них хотя бы кусочек, но не было даже складного ножика, и инспектор в бессилии зло царапал ногтями желтую блестящую поверхность валунов, старался даже откусить, лизал, ощущая во рту необычайно приятный привкус. Этот кошмар мучил Кноля до утра. Валуны вдруг вытянулись в столбы, точно телеграфные, инспектор почему–то лез на них, срывался и снова лез.

Проснулся на рассвете. Голова болела, во рту было сухо. Выпил тепловатой воды из графина и еще долго лежал под одеялом, закрыв глаза. Хотелось плакать от жалости к самому себе — тридцать четыре года уже за плечами, а чего достиг? Как был жалкой букашкой, так и остался ею — задрипанный инспектор полиции — он, Петер Кноль, который чувствовал себя на голову выше начальника венского полицейского управления. Но у него не было связей, и его постоянно обходили по службе: даже те, кто учился у него, уже были либо комиссарами, либо занимали солидные посты в министерстве внутренних дел. Они пренебрежительно здоровались с Кнолем, хотя одной его головы достаточно было на десяток этих чиновников. У них роскошные машины и дачи, а его зарплаты хватает только на скромную двухкомнатную квартиру и обеды в средних ресторанах.

Кноль ненавидит их, ненавидит и презирает, это иногда прорывалось и не могло пройти незамеченным мимо зорких глаз начальства, которое, используя служебную исполнительность инспектора, все же обходило его при очередных вакансиях. В конце концов, Кноль пережил бы это — знал, что рано или поздно непременно станет комиссаром, а там несколько успешных дел, газетная реклама, и черт его знает чем это все кончится. Однако с ним случилось то, что случается и с полицейскими инспекторами: Кноль влюбился.

Гертруда пела в ресторане, где Кноль обедал. Она была тоненькая и смуглая, носила платья с глубокими декольте. Пела грудным голосом, пританцовывая стройными ножками.

Кноль засмотрелся на нее, Гертруда заметила это и, несколько раз глянув на него, даже улыбнулась и помахала рукой. В перерыве она спросила у метра, что это за чудак уставился на нее, и, узнав, что инспектор Интерпола, задумалась. Ей уже надоела жизнь с короткими любовными связями, грязными номерами в меблированных комнатах, ежевечерними коктейлями в сомнительных компаниях — хотелось чего–то постоянного, а у инспектора была приятная внешность, и он был молод.

Гертруда не удивилась, увидев, что инспектор ждет ее возле ресторана. Другого, кто понравился бы ей даже меньше, чем Кноль, она в тот же вечер пустила бы к себе в кровать, но с инспектором распрощалась у дома, только пожав ему руку, и он был уверен, что Гертруда одна из ресторанных певиц, сохранивших целомудрие.

Они уже встречались два месяца, а Гертруда все думала, стоит ли выходить замуж за Кноля. Гертруда представляла свое будущее более импозантным: комфортабельная квартира, норковая шуба и хотя бы «опель–рекорд».

Кноль догадывался, о чем мечтает Гертруда, но что он мог сделать?

Сейчас, лежа под одеялом и уткнувшись лицом в подушку, инспектор пытался представить Гертруду, но видел только ее глаза — зеленоватые, хитрые глаза, все время меняющиеся, они дразнили его и притягивали.

Кноль решительно отбросил одеяло и отправился умываться. Старательно чистил зубы и долго тер шею и лицо. Вышел на улицу, постоял немного. Рядом толстяк поднимал железную штору на дверях кафе. Кноль спросил его, есть ли у них телефон, и, дождавшись, когда хозяин исчез в кухне, набрал номер.

— Позовите, пожалуйста, господина Вольфганга Хетеля, — попросил Кноль. — Кто говорит? Это не имеет значения… — Вытер потное лицо. — Господин Хетель? С вами говорит инспектор полиции Кноль. Что же вы молчите, господин Хетель? Я думаю, вам будет интересно поговорить со мной. Да… Да… поговорить. Жду вас в кафе. Как называется эта улица? Ну, напротив отеля «Амзее», вы должны знать… Только не делайте глупостей, господин Хетель, предупреждаю, вы и ваши коллеги, да, да, ваши коллеги, окружены. И мы следим за каждым вашим шагом. Десять минут вам хватит? Прекрасно, меня это устраивает.