Сокровища Валькирии. Правда и вымысел

Вначале почудилось, она снится, потому что все осталось там, в подземельях, откуда меня вывели и, видимо, подбросили на дорогу, где проезжали геологи. Но в следующий миг я уловил знакомый запах вереска и привстал на локтях.

– Это опять ты?

– Молчите! – стальные пальчики до боли надавили мне на сплетение.

– Незнакомым людям следует говорить «вы». Тем более, женщинам.

Я умолк, вдруг подумав, что мог ошибиться, хотя казалось, и эти цепкие руки знакомы.

– Доктор у нас строгий, – подобострастно заметил Григорьич. – А и правильно, я считаю…

– И вы молчите! – бросила она. – Не мешайте!

Еще несколько минут тонкие сильные пальцы до хруста терзали мне грудную клетку, после чего я почувствовал ледяной кружок фонендоскопа на сердце.

– Меня нужно завернуть в горячую шкуру красного быка, – посоветовал я. – Наверное, у меня жила иссохла…

– Прекратите болтать! – словно плеткой стеганула, и я опять услышал голос поводыря, который спутать было трудно.

Потом она так же жестко прощупала суставы на ногах, зачем-то размяла подошвы и чуть пальцы не выкрутила.

– А что у вас с глазами? – как-то мимоходом и возмущенно спросила.

– Ничего. Завязали, сказали, не снимать.

– Кто накладывал?

– Сестра и накладывала, – пояснил дедок. – Зоенька. Должно быть, трахома у него сильная, раз света боится.

– Конъюнктивит, – с важным видом поправил я. – От грязи, наверное…

– От грязи! – передразнил доктор. – Зрение сохранилось? Видите что-нибудь?

– Вижу…

– Ладно, сестра наложит антибиотик, а пока не снимайте повязку. – Она набросила на меня одеяло. – Сан-рейс вызывала, будем отправлять в районную больницу.

Даже уговаривать не пришлось! Я схватил ее руку.

– Спасибо, доктор! Как вас зовут?

Она высвободила узкую и неожиданно мягкую ладонь.

– Не стоит благодарности, странник.

И в тот же момент вышла из палаты, оставив меня в замешательстве, и наблюдательный Григорьич тут же среагировал соответственно.

– Ишь как она тебя! Странник! И верно, кто странствует, тот и странник.

– Ты ее давно знаешь?

– А что, приглянулась? – ухмыльнулся он и ушел от ответа. – Гляди, уж больно властная. Должно, потому и замуж не берут…

Медсестра принесла мне старенькую фуфаечку, валенки, шапку и мешок с моей робой, велела одеться и ждать. Вертолет приземлился через четверть часа недалеко от больницы на школьном футбольном поле. Меня заставили лечь на носилки, накрыли сверху одеялом, после чего две сестры подняли их и понесли на улицу.

– Будешь в наших краях, так заходи, – сказал на прощанье Григорьич. – У меня пасека есть, медовухи попьем.

Где-то на середине пути на меня снова пахнуло вереском, и я почувствовал, как знакомая рука засунула какие-то бумаги под голову, и тут же услышал голос поводыря:

– Шевелитесь! Что вы как неживые!

– Я узнал тебя… – сказал негромко, но она не ответила, может, не услышала, поскольку от двигателя вертолета в ушах стоял звенящий гул.

Сестры поднесли меня под вращающиеся винты и засуетились, пытаясь втолкнуть носилки в двери – то головой, то ногами вперед. Я соскочил на землю и сдернул повязку с глаз.

Танцующая на камнях стояла в воздушном потоке и придерживая рукой колпак на голове, что-то кричала медсестрам. Те услышали, бросились ловить вылетевшие из-под головы бумаги, а меня кто-то схватил за руки и втащил в вертолет.

В последний миг я увидел, как ветер все-таки обнажил ее голову и растрепал, вздул искрящиеся волосы, разнося удивительный запах на весь мир…

Скрипино. 2002 г.