Сокровища Валькирии. Страга Севера

— А судя по документам, добытым в фирме, выпуск продукта начнется в конце будущего года, — предположил Мамонт. — Для этой цели реконструируют две фармацевтические фабрики и несколько предприятий пищевой промышленности. И это лишь первая очередь...

— Не страшно, — проговорил Стратиг. — Профессор Какамото не установил химического состава, а значит, они будут использовать натуральное сырье.

— Но от этого не легче, Стратиг.

— Мы изменим судьбу единственного растения на земле, и они лишатся сырья. Пока налаживают производство, не станем их трогать. Пусть они реконструируют всю фармацевтическую промышленность для России — это неплохо, — он уставился на слитки металла. — Но для этого им достаточно пятой части. Это и есть доля Запада. Остальное золото предназначено Востоку. Возвращать его сейчас России нецелесообразно. Восток непременно потребует свою долю и возьмет ее. Металл придется изъять.

— Я нашел контакт с полковником Арчеладзе, — сообщил Мамонт. — Благодаря ему получил материалы фирмы. Его люди уже совершали налет на нее, прекрасно знают систему охраны и обороны объекта. Но они ничего не знали о бункере. Думаю, что полковник согласится провести еще одну операцию.

— Такой вариант не подходит, — решительно отверг Стратиг. — Есть некоторые другие способы. Но это уже не твой урок. Ты свой исполнил. И, должен сказать, действовал очень грубо и примитивно.

— Все зависело от обстоятельств...

— Не все! — Стратиг, кажется, начинал сердиться. — У тебя была исключительная возможность мягкого контакта с кощеями. Я послал к тебе самую одаренную Дару! Она исполняла уроки самого Зелвы. А ты пренебрег ее способностями контролировать любого кощея.

— Это особый разговор, Стратиг, — внутренне напрягаясь, сказал Мамонт. — Я не мог переступить через себя...

— И в результате Кристофер Фрич оказался со струной на шее! — Стратиг дохнул холодным гневом. — А при условии «бархатного» контакта с ним этот кощей мог бы послужить нам. И мы бы сейчас полностью контролировали золото в бункере и деятельность фирмы. Да, ты исполнил свой урок, но создал новые проблемы. Теперь неизвестно, кто заменит Фрича, к тому же кощеи станут проявлять максимум осторожности.

— Я не способен исполнять урок Страги, — признался Мамонт.

Стратиг неожиданно сбросил овчинную шубу, оставив ее лежать посредине зала, будто змеиный выползок, отошел к огню. И сразу стал похож на усталого, отягощенного заботами мужика. Белая, широкого покроя рубаха на его плечах обвисла, показывая худобу и не такую уж мощь его тела, как это казалось.

— И ты упрекнул меня, — промолвил он, глядя в огонь. — Да, Мамонт, я изменил твою судьбу. Как изменил ее у многих гоев... Таким образом, я разрушаю Гармонию единства разума и духа. Но я вынужден это делать!

Он взглянул через плечо и снова отвернулся. И почудилось, стал еще ниже ростом.

— Меня раздирают противоречия. По ночам, когда остаюсь один, ко мне приходит глубокая тоска. Я начинаю сомневаться... Все упрекают меня, все хотят жить, следуя своему року. Наверное, я представляюсь злодеем... Не помню ни одного гоя, который бы не пожаловался на меня, когда к ним является Атенон. А избранные Валькириями, как ты, просят их вмешаться, чтобы восстановить Гармонию. И я преклоняюсь перед Владыкой за то, что он всегда молчит в ответ на жалобы. Потому что он — единственный, кто понимает, отчего мне приходится разобщать разум и дух. Остальные, в том числе и Валькирии, только ропщут...

Гордый и властный вершитель судеб стал печальным, и оттого возбуждалось доверие к нему: он говорил сейчас то, что выстрадал. Загадочное существование Стратига и его поступки диктовались некими высшими интересами. Он управлял земной жизнью гоев, и это создавало обманчивое впечатление простоты его урока, нежели чем таинственность космической стихии Валькирий.

Мамонту показалось, что Стратиг — очень одинокий человек...