Сокровища Валькирии. Страга Севера

— Станет сопротивляться — пусть дадут ему наркоз, — посоветовал Арчеладзе. — Этот человек нужен живым и здоровым.

Однорукий по-прежнему сидел на полу, скорчившись, но теперь уже смотрел на полковника исподлобья, словно загнанный в угол и затравленный зверь. Арчеладзе вышел из комнаты и чуть не столкнулся с Кутасовым. Улыбчивый капитан в горе не походил сам на себя, и авантюрный блеск в его глазах сейчас напоминал слезы.

— Пономаренко умер не приходя в сознание, — сообщил он. — По дороге к «Склифосовскому»...

Полковник молча прошел по коридору, затем стремительно вернулся назад.

— Вот что такое профессионалы, Сережа...

— В «Валькирии» тоже были профессионалы, — возразил Кутасов. — Но мы их взяли!

— Там была охрана, нормальные люди... А это — камикадзе.

— Товарищ генерал, — зашептал он, — скажите, кого мы взяли? Кто он? Что все это значит?

— Это значит, капитан, кончилось искусство кино и все поставленные трюки, — жестко проговорил Арчеладзе. — Началась настоящая работа. Ты же мечтал нервы пощекотать?

Он развернулся и зашагал по коридору.

В приемной, возле стола Капитолины, сидел Воробьев. Полковник вошел неожиданно и не слышал, разговаривали они или нет, но почувствовал, что прервал какой-то диалог: казалось, сказанные слова еще витают в воздухе...

— Из архивной группы, — сказала Капитолина и подала ему тонкую папку. — И еще звонил Зямщиц из МИДа, просил ему перезвонить.

— Хорошо, — обронил Арчеладзе, направляясь к двери. Воробьев пошел за ним следом, но остановился сразу за порогом.

— Сегодня утром Жабин переоделся в какое-то рванье и уехал на городском транспорте в Лианозово, — доложил он. — Вероятно, к своему знакомому, работнику милиции Козыреву Борису, и сейчас находится в его квартире. Ночью у Жабина с женой состоялся разговор. Записали на пленку...

Он положил кассету на стол. Полковник хотел было вставить ее в магнитофон, однако передумал — некогда.

— О чем разговор?

— Жабин признался, что он является членом тайной масонской ложи, — сообщил Воробьев. — Принадлежит к Мальтийскому ордену и был посвящен на Мальте. Всю ночь рассказывал, что такое масоны...

— У него крыша поехала, — отмахнулся Арчеладзе. — С чего бы тогда он стал прятаться?

— Я установил: на острове Мальте он никогда не был, — невозмутимо продолжал Воробьев. — Дальше Болгарии в восьмидесятом году никуда из страны не выезжал.

— Шизофрения у твоего Жабэна.

— Нет, он вполне здоров. Таким образом интригует жену, создает у нее интерес к себе. Она молодая и романтичная особа...

— И плевать на него! — отмахнулся Арчеладзе. — Ты в баню хочешь?

— Не хочу, товарищ генерал.

— Все равно поедешь, — полковник бросил ему ключи от машины. — Садись и жди меня там. Где Нигрей?

— Звонил вчера мне домой, — сказал Воробьев. — Меня не было, а запись автоответчика я прослушал только сегодня...

— Где он?

— Не могу знать, товарищ генерал. В свободном поиске!

— Что за глупости! — возмутился полковник. — Он мне нужен сейчас позарез!..

— А я-то при чем, товарищ генерал? — Воробьев пожал плечами. — Это ваш... свидетель, дружка на свадьбе. Разберетесь по-свойски.

— Что он там говорил-то?

— «Володь, передай шефу, я снова был в музее одного художника, — процитировал, как автоответчик, Воробьев. — Клиент прежний. Едем в аэропорт Шереметьево, все повторяется». Точка, конец записи.

— Он что, катается за Зямщицем? — спросил Арчеладзе.

— Не знаю, товарищ генерал.

— Ладно, иди в машину, — распорядился он. — Через пять минут спущусь.

Полковник открыл папку, переданную начальником архивной группы, и сразу же будто врос в текст. Статистика оказалась потрясающей: за двадцать последних лет гитарными струнами было задушено пять человек. Он пробежал глазами список — тела трех пострадавших не были опознаны и после определенного срока переданы для кремации. Но двое имели конкретные имена, фамилии, даты рождения и профессии...

Из пяти лишь одно преступление было раскрыто — бытовое, тривиальное: во время обоюдной драки жена задушила мужа струнами разбитой гитары. Набросила их на шею своего супруга и тянула за оторванный от деки гриф до тех пор, пока он не умер...

Но один, известный, опознанный, когда-то реально существовавший на свете человек, был удавлен точно так же, как Кристофер Фрич...

17

В музее было светло, тихо и безлюдно. Забытые вещи жили здесь своей жизнью, суть которой составляли полный покой и безмолвие. Высокие, пригашенные тускнеющие серебром зеркала в отдельном зале отражали друг друга; меланхоличные напольные часы неслышно переговаривались с более энергичными настенными, дремали столы на львиных лапах, и над всем этим миром парили лепные, горделиво-спокойные грифоны.

Впрочем, люди в залах были, по одному в каждом. Однако седые, благообразные женщины так органично вписывались в мир забытых вещей, что почти не замечались. От каждой из них, как от изящной одухотворенной вещи, исходило не утраченное с годами очарование: состарившиеся Дары исполняли здесь свои последние уроки.