На тренировочной базе у ворот дежурила охрана из внутренних войск — солдаты срочной службы, недокормленные в юности и теперь худосочные, с длинными, торчащими шеями. Они умели лишь становиться «во фрунт» да исправно козырять начальству. За забором бывшего пионерского лагеря, кроме отдельно выгороженной базы, находилась еще и сержантская полковая школа подразделения внутренних войск. Эти юнцы иногда, как дети, висели на изгороди и мечтательно таращились на бойцов группы Кутасова, когда те тренировались в специальном учебном городке. И все-таки это была самая надежная охрана, поскольку даже высшее руководство внутренних войск не ведало, кого охраняет и чья это тренировочная база.
Кутасов сидел в штабном коттедже вместе с экипированными бойцами видимо, обсуждали что-то серьезное. Ни кто не ожидал приезда Арчеладзе, и, захваченные врасплох начальством, невеселые парни и вовсе помрачнели. Кутасов подал команду «смирно», однако полковник отмахнулся позвал жестом капитана в командирскую комнату.
Он не знал, как начать разговор, а получилось само собой.
— Спасибо, Сережа, за службу, — сказал полковник. — Все свободны. Если «пожарник» начнет разбирательство проверку — ссылайтесь на меня. На все были мои приказы. Нужны письменные — напишу сейчас же своей рукой. В общем, все валите на меня.
— Как на покойника, да? — с некоторым вызовом спросил капитан. — Насколько я понимаю, вы решили умереть?
— Нет, теперь мне умирать нельзя, — Арчеладзе «не заметил» иронии. — Но и вас не могу подставлять... Я с этой ночи ухожу на нелегальное положение. Все. Я вам теперь не начальник.
— И в наших услугах больше не нуждаетесь? — продолжал нажимать капитан, глядя вызывающе и дерзко. — Да... Мы ждали этого разговора, товарищ генерал. И дождались... Сначала повести за собой, заставить поверить, а потом бросить на произвол судьбы?
— Не могу рисковать вами, — признался полковник.
— А мы что для вас? Пешки? Чурки с глазами? — взъярился Кутасов и побагровел. — Или вы думаете, не ведаем, что творим? Не знаем, с кем имели дело в «Валькирии»?.. Нет, Эдуард Никанорович, теперь поздно! Теперь мы вас будем в спину толкать, чтобы вперед шли!
— Кажется, ты не понял, Сережа, — вздохнул Арчеладзе и вытащил из кармана пакетик со струнами — полный аккорд. — Я объявил личную войну Интернационалу. Меня вынудили это сделать... Эта война — тайная, невидимая. На нее с ратью не ходят. Они нас струной, а мы их — стрелой.
— Ну да, конечно! — всплеснул руками капитан. — У наших генералов болит душа за Отечество, а у нас, сирых и убогих, — нет. Мы ему за харч служим, за доппаек!
— Не обижайся, капитан...
— Что я ребятам скажу? Тятька на войну не берет? — Кутасов резко отвернулся, добавил: — Идите сами и говорите... За одного Пономаренко хотят десять дублей. Опять на «Валькирию» собираются... Выйдут из-под контроля и начнут молотить всех, кто не так посмотрел. Нельзя в мирное время будить воинский дух. А его разбудили...
— Давай так, капитан, — Арчеладзе хлопнул его по плечу и встал. — Этого разговора не было. Забыли! Не ожидал такого оборота...
— Тогда мы ждем приказа, — деловито заметил Кутасов. — Сколько можно париться в этой сбруе?
Он рассчитывал вести войну в одиночку и приказывать только самому себе. И отвечать за себя. Но теперь его толкали в спину...
— Ситуация изменилась, — проговорил он. — Работать придется без сбруи... Начинайте немедленно готовить новую базу. На этой мы вряд ли просидим до утра. Все оборудование, спецтехнику, оружие вывезти с территории сейчас же. Это, во-первых.
— БТР жалко, — вдруг посетовал капитан. — Придется оставить, а мы из него такую машину сделали...
В этом взбалмошном, веселом трюкаче с «Мосфильма» действительно разбудили воинский дух...
— Во-вторых, отряди двух человек в гостиницу «Россия», — продолжал Арчеладзе. — Там находится некто Альфред Каузерлинг. Живет в простеньком номере, неприметный на вид, но при нем два профессионала типа этого однорукого... Каузерлинг нужен мне живым.
— Понял, — деловито проронил Кутасов. — Пленных тоже вывозить? Вместе с оборудованием?
— Зямщица отпустить.
— Он боится, не уйдет.
— Выгнать! Пусть спасается сам!.. Оставить одного Виталия Борисовича, которого взяли в Безбожном переулке.
— А этого, с протезом?
Полковник не ожидал, что разбуженный в нем воинский дух настолько силен и потому жесток. На войне как на войне...
— В моей машине лежит арбалет, — тихо проговорил он.
— Понял, — сказал капитан.
— Труп со стрелой — в мусорный бак. Куда-нибудь поближе к редакции газеты. Пока все.
Кутасов ушел отдавать распоряжения группе, а полковник сел и обхватил голову руками. Он позволил расслабиться себе всего лишь на минуту и почти физически ощутил, как дух войны на это время покинул его душу и завис над головой.
Через минуту он позвонил по телефону спецсвязи дежурному помощнику, намереваясь спросить о Воробьеве, и неожиданно услышал незнакомый голос. Это могло означать, что в отделе уже хозяйничают люди Комиссара. Полковник положил трубку.