Сокровища Валькирии. Страга Севера

Эта тайна, придуманная на ходу, этот шепот в отблесках живого огня вдруг сблизили их, сломав, может быть, десятки преград.

— Увидеть бы вас с прической! — мечтательно проговорила она и наверняка уже видела в своем воображении.

— Придет час, — таинственно сказал полковник. — Никогда не следует торопить события.

— Почему вы не говорите тостов? — спросила она. — Вы же грузин?

— Тоже по секрету... Я не грузин.

— Кто же вы? А фамилия?

— В моих жилах течет крутая огненная смесь, — зашептал он. — Если поднести спичку — будет взрыв.

— Мне казалось, вы холодный...

— Представляете, сколько нужно сил и терпения, чтобы сдерживать страсти?

— Представляю...

Нигрей откровенно и как-то романтично тосковал. Он взял гитару и сел на голый пол у камина. И пока просто наигрывал, полковник притащил к огню огромную медвежью шкуру, потом взял на руки Капитолину, отнес и положил в густой и высокий, как трава, бурый мех. Она была счастлива и не могла скрыть этого. Арчеладзе сел рядом с ней, сложив ноги по-турецки, намотал на голову полотенце — изображал султана. И Капитолина тут же подыграла ему, выстелилась возле его ног, положила голову на колени. За столом оставался один Воробьев в окружении молодых олениц и, пожалуй, больше походил на хана: его кормили с ложечки. Нигрей тихо теребил струны — играл превосходно, однако чувствовал, видимо, что сейчас не нужно ни песен, ни громкой музыки.

Полковник больше ничего пока не хотел. Дров — специально напиленных березовых чурбачков — хватило бы до утра. И вина бы хватило, и тепла, только бы ночь не кончалась...

И вдруг в этот момент радости, оживления души и забытых чувств, в миг тишины, когда даже дрова не стреляли в камине, взорвался и опалил всех огнем незаметный Нигрей.

— Не могу! — закричал он и ахнул гитару об угол камина. — Не могу!! Все, не могу... Эдуард Никанорович! Убей меня! Растопчи меня! Я трус! Я предатель! Я — мерзкая блевотина!.. Эдуард Никанорович! Я предал тебя! Ты спас меня, ты ко мне, как отец!.. А я — предал.

Он не знал, что еще говорить, и только тряс кулаками над своей головой. И как от всякого взрыва, заболело в ушах, зазвенело пространство.

— Что с тобой, Витя? — наконец спросил полковник, медленно возвращаясь к реальности.

Нигрей подтянул колени к подбородку, сложился в комок, уткнул лицо.

— Мне стыдно смотреть...

Полковник ощутил, как напряглось плечо Капитолины под его ладонью и будто током пробило ее безвольное тело.

— Я предал всех. Я вас всех сдал!..

— Прекрати истерику, — полковник сорвал «чалму», швырнул в огонь. Полотенце накрыло огонь, угли, и в зале потемнело.

— Прости, Эдуард Никанорович, — Нигрей встал. — За истерику прости. За все остальное мне прощения нет. И я знаю, что мне нужно сделать.

Умные оленины бесшумно покинули зал и растворились где-то в чащах охотничьего терема.

— Говори, Витя, — Арчеладзе взрыл угли щипцами. — И включите верхний свет!

Под потолком вспыхнула люстра из оленьих рогов: тупые рожи кабанов взирали бесстрастно каменными глазами.

— Никанорыч, убери уши, — вдруг сказал Воробьев. — Ну, прошу тебя!

— Молчать! — Полковник швырнул щипцы. — Говори, Виктор.

Капитолина села и подобрала ноги.

— Понимаю... Мне уйти, да?

Полковник обнял ее плечо: возле огня ей вдруг стало холодно...

— Слушаю, Витя...

— Я влетел, товарищ полковник, — вымолвил Нигрей. — На «мочалку» не хватило сил... Нет, я хотел, но замерз. И не успел. Не смог. Впрочем, что теперь!..

— К кому влетел?

— Владельцу вишневого «Москвича».

Арчеладзе непроизвольно вздрогнул, и это ощутила Капа — на мгновение отпрянула от него, затем и вовсе отстранилась.

— Продолжай...

— Похоже, он профессионал. Но чей человек — неизвестно, — Нигрей говорил глухо, будто сквозь повязку. — Выждал меня... Видел, как я отрабатывал объект. Все видел... И взял у машины, вытряс все, и «мочалку».

— Продолжай, Виктор...

— А все, Эдуард Никанорович, — выдохнул Нигрей. — Сделал копию пленки. Аппаратура была в «Линкольне»... Я виноват, я первым стал искать компромисс. Он диктовал, вязал по рукам и ногам... Очень осторожный и какой-то... неуязвимый. Хотел вырвать у него «мочалку»! И руки согрелись, кофе с ним пил... Не мог! Не знаю почему! Не знаю! Какое-то оцепенение...

— Как у кролика перед удавом, — мрачно заметил Воробьев. — В штанах-то ничего?..

— Уйди, кошкодав, — тихо предложил полковник. — Ступай в лес грибы собирать.

Воробьев неловко выбрался из-за стола, опрокинув несколько рюмок, и поплелся к двери.

— Поверить трудно, — сказал Нигрей. — Но это так... Потом я пытался анализировать свое психическое состояние... Не исключаю, что он воздействовал психотропиком. Хотя кофе пили из моего термоса, сидели в моей машине. Он и не прикасался ко мне, разве что стволом пистолета, когда брал. Я не знаю, что это! Не знаю!

— Спокойно, майор...

— У меня сильно заболело под ложечкой. Ком стал вот здесь, — он приложил руку к солнечному сплетению. — Сначала думал, желудок болит. Когда-то эрозия была... Только вышел из машины — все прошло.

— Почему ты решил, что он — профессионал? — спросил Арчеладзе.