Сокровища Валькирии. Страга Севера

Выехав на трассу, полковник стал откровенно лихачить. Это забавляло Капитолину и возбуждало в нем жажду риска, испытания судьбы. Он опасно шел на обгон, стиснув зубы, ждал встречной машины из-за поворота — везде проносило. Взрывались под колесами лужи на асфальте, «дворники» на лобовом стекле не справлялись с дождем, впереди колыхалось туманное пространство, в котором мельтешили яркие пятна фар, едва различимая дорожная обочина, красные огни впереди едущих машин и россыпь фонарей придорожных поселков. Эта ночная гонка увлекала полковника, отрывала его от земли, и создавалось полное ощущение полета. В машине было тепло, уютно, как на сеновале, и окружающий мир вновь перестал что-то значить. Капитолина сняла сапоги, армейскую куртку — вся их одежда осталась в охотничьем тереме — и, устроившись с ногами на сиденье, не сводила с него глаз. Он чувствовал восторг в ее взгляде — тот самый, уже забытый, будоражащий душу; он ждал этого ее восхищения еще там, в зале трофеев, возле живого огня. Только эти глаза и эти чувства были в состоянии возродить в нем утраченную мужскую силу — то, что может врачевать лишь женщина, испытывающая хотя бы мимолетную любовь.

Он почти физически ощущал, как вырывается, выламывается из коросты неуверенности, как этот вездесущий ядовитый стронций, не подвластный ни лекарствам, ни вину, тает и превращается в ничто под ее доверчивым и восхищенным взглядом. Он как бы насыщался этим светом, тянул, как вампир, впитывал целительную его силу и торжествовал. Он уже знал, что никогда не сможет расстаться с этой женщиной, что она превращается для него в нечто большее, чем просто приятная и красивая женщина, избранная для прогулки. Возможно, она становилась тем самым символом, образом, о котором он мечтал и который подспудно носил в своем воображении, даже испытывая ненависть к женщинам. Власть противоречия довлела повсюду...

Ему не хотелось, чтобы кончалась эта лихая дорога, чтобы прервался этот полет в тесном, замкнутом пространстве машины. Окружающий, пронизанный дождем, ветром и холодом, мир преследовал повсюду. Он ворвался в их уединение там, возле камина в зале трофеев; он отыскал их на сеновале, разбудив стрельбой. И теперь он наплывал, накатывался девятым валом московских огней.

Полковник не заметил поста ГАИ, как, впрочем, многого не замечал на этой дороге. Будто бы мелькнули перед капотом полосатый жезл и фигура в белой каске, на миг выхваченная светом фар, — все унеслось и пропало в темноте. Он не обнаружил погони, поскольку летел без оглядки, и не увидел, как впереди перед ним раскатали «ежа» — ленту, унизанную шипами. Машина резко осела на все четыре колеса и потеряла скорость. И тут же путь перекрыл автомобиль с блистающим «попугаем» на крыше. Полковник затормозил. В тот же момент кто-то распахнул обе передние дверцы одновременно, чьи-то жесткие, как рачьи клешни, руки вырвали его из кабины и тут же прижали к мокрому асфальту. Арчеладзе сделал попытку встать и услышал злобный, какой-то механический голос:

— Лежать!

Ствол автомата больно вдавился в щеку. Его обшаривали, ощупывали с ног до головы: вот жесткая рука полезла в боковой карман, где лежал пистолет...

Он вспомнил, что все документы вместе с одеждой остались в охотничьем домике, но тут же и забыл о них, поскольку услышал пронзительный крик Капитолины..

10

Стратиг уверял, что самый лучший способ изменить внешность и стать неузнаваемым не грим и не пластическая операция, а совершенно иная психологическая среда существования и прямо противоположный прежнему социальный статус. Никому в голову не придет искать бессребреника среди вальяжных финансовых воротил. Если бы даже кто-то из знакомых увидел Мамонта, то вряд ли бы допустил мысль, что это он. Похож — да, но не он, потому что такого не может быть.

Впрочем, точно так же можно было скрыться за маской крайней нужды и бедности. Император Александр I, обрядившись в поношенный солдатский мундир, пришел на собственные похороны, а затем под именем старца Федора Кузьмича прожил всю оставшуюся жизнь.

Однако Гипербореец узнал его, несмотря ни на что. Встреча была неожиданной, и Мамонт оказался неготовым к ней, ибо даже Стратиг не предполагал ее и потому ничего не посоветовал.

Оказавшись в машине, Носырев почувствовал себя неуютно. Его начало корежить, задергалась голова, а глаза с болезненным блеском закрывались сами собой, словно его разморило после улицы.

— Все равно это ты, Мамонт, — бормотал он, выставив руки перед собой. — Узнаю твое поле... Но откуда такая защита?.. Ты всегда был темнилой... Но не было защитного поля!

Гипербореец в самом деле что-то чувствовал и узнавал не только по облику. Он верил в то, что говорил, и тем самым как бы устрашал себя. Просто так от него уже было не отвязаться... Мамонт уехал подальше от злополучного перекрестка, покрутился по переулкам и загнал машину на какой-то пустырь со строящимися гаражами. Едва он подумал, что здесь будет несложно отделаться от Гиперборейца, вытолкнув его из машины, как тот вцепился в подлокотник.