Сокровища Валькирии. Страга Севера

Утром полковник всего лишь несколько раз переглянулся с Капитолиной, проверяя ее чувства и отношение: она ничем не отпугивала, не напоминала о вчерашнем. В лесу же Капа оказалась рядом, и они незаметно откололись от Воробьева и Нигрея. Воробьев покрикивал, чтобы не отставали, потому что лес очень большой и Арчеладзе бывал в этих местах всего один раз. Полковник отмахивался и отвечал, что он приехал сюда не грибы собирать, а просто отдохнуть на природе и что в жизни никогда не терялся в лесу, даже в тропиках Никарагуа, где одно время исполнял должность вроде инструктора по поиску грибов — помогал сандинистам отлавливать остатки сомосовских вооруженных формирований.

Они брели молча и через километр окончательно оторвались от спутников. Как назло, не попадалось ни одного гриба, чтобы хоть как-то разрядить напряженное, испытывающее молчание. Но зато еще через километр они вышли на луг, где стоял бревенчатый сеновал на сваях.

— Так спать хочется! — вдруг призналась Капитолина. — Все равно грибов нет...

— Никогда не спал на сеновале, — признался полковник. — А говорят, здорово.

Они забрались под самую крышу доверху набитого сеновала, разгребли яму, постелили плащ-палатку и улеглись. Было сухо, мягко и тепло, запах сена напоминал жаркий летний день, но к нему примешивался стойкий солдатский дух, исходящий от армейской одежды и сапог. Несколько минут они лежали тихо, касаясь друг друга плечами.

— Жду, когда ты спросишь, — вдруг сказала она, — почему я стала шпионить.

— Я знаю почему, — отозвался полковник. — Все старо как мир...

— Нет, ты не знаешь! — горячо заговорила Капа. — Ты ничего не знаешь!..

— Сначала он сделал тебя своей любовницей, — объяснил он. — Потом заставил приносить ему информацию. А ты не могла ему отказывать, потому что боялась.

Она долго молчала, затем повернулась к нему и подперла голову рукой.

— Я его и сейчас боюсь... Но откуда тебе все известно?

— О тебе конкретно мне неизвестно ничего. Но так делают все начальники. В нашей конторе все просто и даже безвкусно.

— Когда я познакомилась с ним, не знала, что он — шеф, — призналась Капитолина. — Все тривиально: подвез меня на машине...

— Вроде бы случайно...

— Да... Потом еще раз... А потом меня вызвали в кадры, дали какую-то бумажку, чтобы я подписала ее у шефа...

— Ты входишь, а шеф — твой любовник. Он пригласил тебя в комнату отдыха, вы пили коньяк, возможно, с лимоном, — монотонно рассказывал полковник. — Ты сияла от счастья и воображала себе карьеру. Он тебе обещал, что скоро переведет в свой аппарат.

— Нет, не обещал...

— Ну, тогда посулил загранкомандировку месяца на три!

— На полгода, в наше посольство, в Аргентине, — поправила Капитолина.

— И обманул, подлец!

— Трудно сказать... Второй год откладывает сроки. Говорит, ты незаменимая.

— Значит, ты единственная шпионка в отделе...

Она пошуршала сеном, угнездилась.

— Нет, не единственная.

— Вот как?! — Полковник сел. — Сколько же вас?

— Я знаю четверых. Они приносят мне информацию, я передаю ее дальше.

— О, все-таки он тебя повысил! — усмехнулся Арчеладзе. — Сделал резидентом. Или резидентшей!

Он лег и отвернулся. Сено было еще пышным, хрустким и шуршало от дыхания.

— Тебе неинтересно, кто эти люди? — после долгой паузы спросила Капитолина.

— Интересно, — пробурчал он. — Но сейчас мне так хорошо... И я хочу спать. Никогда не спал на сеновале... А ты говори, раскаивайся. Будет легче.

— Мне не в чем каяться, — вдруг отрезала она.

— Как же — не в чем?

Она надолго замерла, даже сено перестало шуршать от дыхания. Полковнику показалось, что она уснула. Он повернулся: Капитолина сидела к нему спиной, подобрав ноги.

— Я каюсь, что родилась женщиной, — проговорила она. — Каюсь, что слабая, беспомощная, что боюсь злой воли мужчин. Каюсь, что не могу совладать с жестокостью, каюсь, что мне растоптали душу, что меня обманули, использовали. Каюсь, что ненавижу ваше подлое племя! Что должна унижаться перед вами, просить милости, ждать ваших чувств, которых нет в природе!

Полковник взял ее за плечи, но Капитолина вырвалась, отшатнулась. Он увидел ненависть, смешанную со слезами беспомощности.

— Каюсь и проклинаю вас! — крикнула она в лицо. — А ты спи! Тебе же хорошо. Ты никогда не спал на сеновале. Ты такой же, как остальные... или даже опаснее, потому что презираешь женщин.

В этот миг он поразился своим чувствам. Он ощущал свою вину перед ней, жалел ее и задыхался от восторга — она сейчас нравилась ему! Хотелось утешить ее, приласкать, усмирить бушующую в ней ненависть любовью и сделать так, чтобы Капа почувствовала себя счастливой. Но одновременно с этим, каким-то задним, параллельным сознанием он анализировал ее поведение и будто бы ухмылялся каждому слову. Мол-де сыграно совсем неплохо. Можно поверить, что тебя завербовали обманом, втянули в мужские игры через постель. И теперь, припертая к стене, ты стараешься внушить к себе доверие через женские слабости...