Сокровища Валькирии. Страга Севера

— Да, рассказывать я умею! Вот если бы кто с талантом записывал и не перевирал, получилась бы хорошая книга, дорогая…

— Вы работали с Птицеловом?

— Да-да! — спохватился старик. — Его звали Сергей Иванович Зайцев. Это был удивительный человек, увлечённый и чистый, кристальной честности человек! Он очень переживал за своё дело и умер от инфаркта миокарда. Сергей Иванович любил, когда свистят птицы над головой…

Следовало остановить этот художественный свист, иначе и к утру не услышишь, ради чего приехал.

— Как вас зовут? — перебил полковник.

— Юрий Алексеевич Молодцов! Я работал на ответственной работе, имел допуск к секретным материалам…

— Что же вы конкретно хотели сообщить, Юрий Алексеевич?

— Я знаю, вы ищете золото.

— Откуда вам это известно?

Старик несколько смешался.

— Часто встречаюсь со старыми сослуживцами… У нас обмен информацией… Нас нельзя списывать, мы ветераны… Коллективный разум.

— Так что вы знаете о золоте, Юрий Алексеевич? — теряя терпение, спросил Арчеладзе.

— Много чего… Например, как его вывезли с объекта «Гранитный». И куда потом направили.

— Ну-ну, продолжайте, — успокоился полковник. Юрий Алексеевич сделал паузу, ощупывая старый нескладной зонт.

— Господин полковник… Вы понимаете, сейчас другое время. В другой раз я бы сообщил вам из патриотических соображений, безвозмездно. Но сейчас рынок… Приходится платить за всё.

— Ваш шеф был кристальной честности человек, — Арчеладзе поморщился. — А вы торгуетесь… Не стыдно?

— Стыдно, — проронил старик. — Очень стыдно… Но я — голодный. У меня маленькая пенсия. Я продал всё, что у меня купили… А на иждивении жена и престарелая свояченица. Если бы я сумел написать книгу…

Полковнику неожиданно стало жаль старика. Он ещё старался держаться с достоинством, крепился, прятал глаза. Судя по одежде, пик карьеры этого человека приходился на шестидесятые годы, и теперь он доедал, донашивал и доживал её остатки.

— Хорошо, — согласился полковник. — Сколько вы хотите получить за информацию?

— Тысячу долларов. Положу в банк и стану жить на проценты. Сейчас платят хорошие проценты…

— Если информация меня устроит, вы получите тысячу.

— Спасибо, господин полковник… Это было в восемьдесят девятом году, в сентябре. Меня вызвал полковник Сердюк и приказал осуществлять контроль за амальгамированием. Условий на объекте не было, это же не завод… В отдельном боксе поставили четыре фрезерных станка. Слитки перегоняли в стружку, а стружку опускали в ртуть. Ртуть была в специальной таре, на которую амальгама не оседает… Производство вредное, испарение, а вентиляция едва дышала. Но работали по восемь часов, и всего два человека токарь и женщина-лаборантка.

— Сколько золота амальгамировали?

— Под моим контролем около сорока тонн.

— А потом кто контролировал?

— Не знаю… Вернее, догадываюсь кто, — старик помедлил. — Но точно не знаю.

— Кто?

— Должно быть, Володя Петров. Молодой даровитый шахматист.

— Где он сейчас?

— Далеко! — вздохнул старик и махнул рукой. — У него жена — еврейка, так он уехал в Израиль.

— Понятно, — вымолвил полковник. — Чем же вы занимались потом?

— Потом? — встряхнулся Юрий Алексеевич. — Потом я поехал в Ужгород, повёз амальгаму. За Ужгородом, в заброшенном местечке Боровичи, есть контрольно-измерительная станция на нефтепроводе. Амальгаму привезли туда. Станция хорошо охранялась, но персонала не было, а были два человека… Я подозреваю, из КГБ. Они назывались операторами. На трубе было смонтировано специальное оборудование, чтобы переливать амальгаму в нефть. Такой перепускной клапан. В строго определённый час насосная станция в Ужгороде сбрасывала давление, и операторы сливали амальгаму. Я следил, чтобы не было утечки и тара оставалась пустой. Я боялся, что амальгама начнёт золотить стенки трубопровода, но меня успокоили, что они всегда покрыты слоем парафина, который высаживается из нефти. А кто её принимал на другом конце трубы, мне неизвестно.

— Да-а, — протянул полковник, ощущая, как зуд на голове от макушки переползает к затылку. — Как же потом отделяли амальгаму от нефти?

— Ну, это несложно, — старик помял зонт. — Ртуть ни с чем не смешивается. Разве что с золотом…

— И сколько же вы таким образом перекачали амальгамы?

— Я свои сорок тонн. Думаю, и Володя Петров… и другие, кто контролировал амальгамирование. С нас потом взяли подписки о неразглашении. По крайней мере, с меня… Я с золотом всю жизнь работал и жив, потому что умею молчать. Теперь что мне молчать? Дело прошлое… Вот книгу бы написать!

— Кого вы ещё знаете, кто занимался амальгамированием?

— Одного точно знаю — Жабэн.

— Он что, француз?