Внезапно почти у моего локтя раздался громкий треск, листва раздвинулась, и громадная масса, покрытая серебристой шерстью, мелькнула в том же направлении, куда мы шли. Меня словно током ударило. Я стал лихорадочно нашаривать камеру. Потом я обернулся, но Бен сильно отстал, прочно захваченный щупальцами лиан, а ружье заклинило, и я никак не мог его освободить. В этот момент охотник справа что-то прокричал, я сделал шаг вперед и... полетел в пустоту.
Земля здесь обрывалась отвесно вниз, и я летел в том же направлении. Сразу перед собой я увидел нечто колоссальное, белого с черным цвета, потом оно скрылось среди листвы, испуская самые ужасающие звуки вроде клокочущего рычания. Я распластался среди подроста.
Выпутавшись, я оказался на краю небольшой плантации бананов, полузадушенной невысокими деревцами. Возле меня стояли охотники, а среди них лежал раздутый труп невероятных размеров. Это был громадный самец гориллы, с бульканьем изрыгавший газы от бродившей у него в желудке уже после смерти пищи.
Очевидно, прошлой ночью охотник попал-таки в цель, и животное свалилось, где стояло, поедая бананы, — на верху откоса. Когда мы подходили, кто-то, должно быть, освободил лиану, на которой повис труп, и собственный вес увлек его вниз — он покатился, подминая подрост и издавая те самые кровожадные клокочущие звуки: газы вырывались у него из пасти.
Охотники тут же отправились обратно в деревню, а мы стали ждать их возвращения. У нас было достаточно времени, чтобы изучить трофей. Мало кому посчастливилось повстречать крупного самца гориллы, так сказать, во плоти, а тех, кому довелось рассматривать его без всяких помех, — и того меньше. Такое можно видеть раз в жизни, мы это прекрасно понимали, стоя вокруг печального старца горных лесов и не сводя с него глаз.
Никогда не забуду тех чувств, которые пробудило во мне эго зрелище. С детства я был приучен считать гориллу воплощением жестокости и ужаса, и вот передо мной лежал седой старый вегетарианец, охватив громадными руками солидное круглое брюшко. Огонь жизни покинул его изрезанное морщинами черное лицо, добрые карие глаза широко раскрыты под длинными прямыми ресницами и полны беспредельной скорби. Во всем его облике нельзя было не прочесть трагедию этих животных. Много веков назад они были вытеснены с равнин в горы более активными обезьяноподобными существами, — как знать, может, это были наши с вами предки. Его гоняли с места на место идущие на приступ орды безволосых, крикливых маленьких человечков; его детей пожирали леопарды; его природные владения урезались со всех сторон фермами, дорогами, охотничьими угодьями. Со всех сторон его теснип меняющийся мир, против которого он восставал, бросаясь грудью навстречу зарядам свинца, которым его расстреливал в упор ничтожный соперник.
Наконец намчи вернулись; печального патриарха подвесили между двумя молодыми деревьями, и тридцать болтающих, спотыкающихся человечков потащили великана прочь от безмолвия туманов, от его последнего убежища среди переплетенных лиан, но это был еще не последний из гигантов, и нельзя сказать, что о нем некому было пожалеть.
Чтобы рассказать до конца историю этого самца гориллы, Понадобится целая книга. Переход с горы, где он погиб, до деревни, которая находилась не меньше чем на четыре тысячи футов ниже, занял семь часов. Насколько нам удалось установить в процессе сложного взвешивания (сначала определили, сколько людей уравновесят гориллу, затем каждого отдельно взвесили при помощи камней, а под конец все камни по отдельности взвесили на наших весах), старый самец весил более четверти тонны. Тридцать очень сильных мужчин несли его вниз, в деревню; тропу пришлось вырубать среди густейшей растительности.
Но когда процессия подошла к дому, сразу же возникли сложнейшие проблемы. Оказалось, что права на тело предъявляют следующие шесть «партий»: мы, ученые; вождь, которому принадлежит доля в любой добыче; охотник, убивший животное; жители деревни, которым нужно было мясо для еды и для джу-джу; намчи, которые несли тело, и, наконец, как я полагал, наш персонал, имевший право на часть мяса. Я сделал первый ход, откупив все права, за исключением прав вождя, у охотника за сумму в один фунт стерлингов, из которых три четверти обязался уплатить шиллингами, а остальное — крупными монетами в одно пенни с дырками в центре. Однако и тут я еще не получил права распоряжаться добычей единолично. Сделка была утверждена только после того, как мы договорились, что я буду снимать шкуру и расчленять тушу по собственному усмотрению. За это я обещал оставить три четверти мяса (по весу) для раздачи жителям деревни, предоставив вождю право первого выбора и разрешив охотнику отобрать кусочки различных органов для изготовления джу-джу.