Мое горло обвивает теневая веревка, которая начинает постепенно затягиваться. Я медленно перехожу в свою ипостась горгульи, лишь в той степени, чтобы камень не давал веревке слишком сильно перетянуть мою трахею.
Возможно, мне следовало бы запаниковать, но я не испытываю особой паники. Во-первых, потому, что мне по-прежнему кажется, что мы контролируем ситуацию, несмотря на удушающую меня веревку. А во‑вторых, потому, что я знаю – Хадсон и остальные тотчас вмешаются, если решат, что мне нужна помощь.
Вообще-то меня удивляет, что Джексон еще не сбил Королеву Теней с ног и не попытался снять с моей шеи теневую удавку. Я вижу, что Хадсон готов вступить в бой немедля, стоит мне только подать знак, но пока что он сдерживается, поскольку я не попросила его о помощи. Джексон же склонен действовать импульсивно.
Быстро бросив на него взгляд, я вижу, что так и есть – он едва сдерживается, чтобы не вмешаться. Я поднимаю руку, делая ему знак не гнать лошадей, затем снова встречаюсь взглядом с Королевой Теней и жду, когда она сдастся.
Потому что она не дура, и я вижу, что она уже думает, вижу, что она отчаянно пытается сообразить, каким образом…
– Откуда тебе известно про Лореляй? – спрашивает она.
Я показываю на тень, все еще обвитую вокруг моего горла, будто давая понять, что не могу говорить.
Она щурит глаза, и на секунду веревка затягивается еще туже, совершенно перекрыв доступ воздуха в мои легкие, но затем с сердитым шипением она опускает руку. И сразу же тень спадает с моего горла, и я делаю несколько глубоких вдохов.
– Как ты смеешь говорить о моей дочери, ведь ты ничего не знаешь о ней, – шипит она и быстро идет ко мне.
Она не останавливается, пока не подходит ко мне вплотную, но меня это устраивает. У меня руки чешутся впечатать мой каменный кулак в эту стерву. За то, что она сделала с Мекаем, за то, что она сделала с моими друзьями и со мной, когда нас арестовали, и однозначно за то, что она позволила своей второй дочери сделать с Лореляй.
– О, я много чего знаю о ней, – рявкаю я в ответ. – Поэтому я и пришла сюда. Это и есть суть сделки, которую я желаю заключить с тобой.
– Не смей впутывать в свои козни моих дочерей! – кричит она. Но ее голос дрожит, и ее фиолетовая кожа побледнела до серо-лавандового цвета.
– Не я впутала в это твоих дочерей, – огрызаюсь я, тоже охваченная яростью. – Это сделала ты сама тысячу лет назад. И из-за своего неадекватного восприятия действительности ты едва не погубила целый народ. Так что не тебе читать мне мораль.
Мне казалось, что такое невозможно, однако она бледнеет еще больше. И все же в ее взгляде нет ни следа стыда за то, что она обрекла тысячи горгулий на тысячелетнее заточение, и за то, что тысячи других горгулий умерли от ее яда. Ни следа раскаяния за мучения Мекая и Лореляй или за страдания и смерть моих друзей в Адари от рук этого безумного волшебника времени, ее мужа. Того самого, которого она убедила сотворить чары, заставившие нас вернуться сюда.
Мысль о том, что она нисколько не сожалеет обо всей той боли, которую она причинила, обо всех смертях, которые произошли по ее вине, меня захлестывает такое бешенство, что мне хочется послать к черту эти переговоры и оставить ее наедине с кошмаром, ставшим делом ее собственных рук.
Но если мы сейчас уйдем, пострадают те, кто и так уже пострадал. Мекай, которого каждый час приближает к смерти. И Лореляй, которая уже почти тысячу лет вынуждена мучиться из-за того, что у нее осталась только часть ее души и только часть жизненной силы.
Потому я подавляю свою ярость и говорю:
– Я знаю, как разделить души твоих дочерей, чего ты сама – несмотря на всю твою силу – сделать не можешь. Поэтому я дам тебе еще один шанс заключить со мной сделку. Я разделю их в обмен на жизнь моего друга. Тебе решать, примешь ты эти условия или нет.
Глава 70
Сделка и тату
Поначалу она не отвечает, и я начинаю бояться, что облажалась. Что она увидела мой гнев, поняла, что я дала ему волю, и из-за этого пострадают невинные.
Но тут Хадсон кладет ладонь мне на поясницу, и я чувствую, как мне передаются его сила и решимость. С другой стороны ко мне придвигается Мэйси, ее предплечье прижимается к моему, и, несмотря на весь ее душевный раздрай, я чувствую, что она поддерживает меня.
Вместе с остальными друзьями они дают мне силу продолжать смотреть Королеве Теней прямо в глаза, не извиняясь и не отступая.
Силу для того, чтобы не дать ей взять верх надо мной.
И секунды превращаются в минуты, напряжение нарастает, пока мне не начинает казаться, что любой неверный ход вызовет взрыв и на меня посыплются обломки – острые, как битое стекло.
Но затем, когда напряжение становится уже невыносимым, Королева Теней сдается.
– Садись, и давай это обсудим, – говорит она голосом, так же лишенным выражения, как и ее глаза, в которые я смотрела слишком долго.
Она возвращается к своему трону, возвращается тяжело волоча ноги, совсем не так, как когда шла от него к нам.