Сокровище

Топильцин проигнорировал вопрос.

— Вы можете начать со своего имени, титула и должности в американском бюрократическом аппарате.

— Меня зовут Дирк Питт, мой титул — мистер Питт, а должность — добросовестный налогоплательщик. Так что вы можете убираться к черту.

Глаза Топильцина угрожающе сверкнули.

— Люди умирали ужасной смертью, выказывая неуважение человеку, который говорит с богами.

На лице Питта появилась дьявольская улыбка, которому стало скучно слушать угрозы проповедника.

— Если вы хотите поговорить, лучше будет с самого начала расставить точки над «и». Вы можете обманывать невежественную мексиканскую бедноту, устраивая театральные представления и обещая новую жизнь, которую вы не можете им обеспечить. Вы мошенник с головы до ног. Поэтому смените тон и прекратите вешать свысока. Я не принадлежу к числу ваших поклонников-мусорщиков. Да и преступники вашего ранга, мистер Роберт Капестерре, никогда не вызывали у меня уважения.

Капестерре открыл рот и забыл его закрыть. Он отшатнулся, не в силах скрыть изумление и боясь поверить собственным ушам.

Довольно долго он смотрел на Питта округлившимися от удивления глазами, потом с трудом вернул себе способность говорить и хрипло прошептал:

— Что вам известно?

— Вполне достаточно, — ответил Питт. — Деятельность семьи Капестерре в настоящее время является предметом тщательного изучения в Вашингтоне. Когда же там узнали о кончине вашего братца, я имею в виду того, который объявил себя мусульманским пророком, в Белом доме открыли не одну бутылку шампанского. Согласитесь, символично, что он принял смерть от террориста, которого сам же нанял, чтобы похитить «Леди Флэмборо» и убить пассажиров.

— Мой брат… — Капестерре на какое-то время снова онемел, — мертв? Я вам не верю!

— Как! Разве вы не знали? — искренне удивился Питт.

— Я разговаривал с ним двадцать четыре часа назад! Пол… Ахмед Язид жив и отлично себя чувствует.

— Быть может, ходячий труп — его новое амплуа? — усмехнулся Питт.

— Чего ваше правительство хочет добиться, использую такую гнусную ложь?

Питт холодно взглянул на Капестерре:

— Я рад, что вы сами затронули этот вопрос. Суть заключается в том, чтобы спасти сокровища Александрийской библиотеки, а мы это сделать не сможем, если вы спустите с поводка свою свору и она ринется в хранилище. Ваши люди украдут те артефакты, которые, как им покажется, могут быть проданы или же обменяны на еду, и уничтожат остальные только потому, что они выглядят неприглядно. А книги и древние свитки им наверняка покажутся неприглядными.

— Они не войдут в хранилище, — твердо сказал Капестерре.

— Вы считаете, что сможете их остановить?

— Мои последователи делают только то, что я велю.

— Книги и произведения искусства должны быть каталогизированы и осмотрены опытными археологами и историками, — сказал Питт. — Если вы рассчитываете на уступки Вашингтона, то должны гарантировать, что будете относиться к сокровищам библиотеки как к научному проекту.

Капестерре смотрел и слушал Питта очень внимательно. Он уже успел взять себя в руки и для пущей внушительности демонстративно расправил плечи и выпрямился в полный рост. Но все равно он был сантиметров на десять ниже Питта. Самозваный мессия стоял, слегка покачиваясь, как кобра, готовящаяся к прыжку. Когда же он заговорил, в его голосе звучала неприкрытая угроза:

— Я не собираюсь давать никаких гарантий, мистер Питт. Не будет никаких сделок и уступок. Ваша армия оказалась несостоятельной и не смогла повернуть назад моих людей у реки. Я победил. Египетские сокровища принадлежат мне. Все юго-западные штаты, — в глазах Капестерре снова вспыхнул маниакальный огонь, — станут моими. Мой брат Пол будет правителем Египта. Наш младший брат когда-нибудь возглавит правительство Бразилии. Вот почему я здесь. Вот почему вы здесь — одинокий посланник мировой супердержавы, делающей последнюю, отчаянную попытку договориться. Но вашему правительству нечего мне предложить. Если будут предприняты шаги с целью воспрепятствовать вывозу сокровищ в Мексику, я прикажу все здесь сжечь.

— Отдаю вам должное, Капестерре, мыслите вы масштабно. Жаль только, что человечек вы ничтожный, — презрительно сказал Питт. — Но в психушке вы вполне смогли бы претендовать на роль Наполеона.

На физиономии Капестерре проступило раздражение.

— Прощайте, мистер Питт, вы злоупотребили моим терпением. Я бы с удовольствием принес вас тоже в жертву богам и отправил вашу кожу в Белый дом.

— Вы уж простите, что я не позаботился украсить себя татуировками.

Спокойное безразличие Пита до крайности раздражало Капестерре. С ним никто и никогда не позволял себе разговаривать столь неуважительно. Он отвернулся и поднял руку, призывая затихшую толпу к вниманию.

— А вы не хотите сначала посмотреть на свое новое богатство, — будничным тоном полюбопытствовал Питт, — прежде чем отдать его толпе? Подумайте, что скажет мировая общественность, если вы позволите своим босякам растащить на куски золотой саркофаг Александра Великого?

Рука Капестерре опустилась.