Сокровище Черного моря

Исчезновение Петрова произошло примерно при тех же обстоятельствах, что и гибель Крушинского, и. оно неопровержимо свидетельствовало, что оба преступления — дело одной диверсионной группы. Петров подвергся нападению вечером. А ночью, когда Смолин и Калашник разыскивали Петрова в Балаклаве, золотая ветвь была похищена из шкафа. Культуры, выведенные Петровым, были уничтожены. Не оставалось сомнений, что у Петрова нашли и отобрали ключи от несгораемого шкафа и лаборатории, с которыми кто-то проник ночью в здание станции и выкрал золотую ветвь.

К счастью, лабораторные дневники исследований бактериальной пленки уцелели. Петров, очевидно, захватил их с собою в гостиницу для окончательной обработки и оставил у себя в номере в письменном столе. Преступники, по всей вероятности, просто не успели похитить эти дневники. Иначе бы и от этого открытия не осталось следа, как это было в случае с Крушинским.

В общем, картина преступлений становилась ясной. Никакой загадки не оставалось. О несчастных случайностях можно было больше не думать.

— Но как же могло случиться, что враг имел возможность столько раз нам вредить и остался неразоблаченным? — спросил Смолин у Колосова при очередной беседе.

— У нас создалось впечатление, — вежливо и спокойно ответил полковник, — что вражеская агентура — люди, знающие Крым, как свои пять пальцев. У них, по-видимому, даже нет нужды в помощниках, скрывающихся среди местного населения.

— И что же?

— А то, что на нашей территории может действовать всего один осведомитель, хорошо знакомый с работой вашей группы. Этого достаточно, чтобы каждый удобный случай мог быть использован для диверсии.

Смолин с недоумением смотрел на Колосова.

— Неужели — внутри нашей лаборатории… Или — института?

— Этого я вам сказать не могу, — усмехнулся Колосов. — Думаю, что будь осведомитель в вашей лаборатории — он был бы очень быстро разоблачен. Но среди лиц, вам близких или знакомых… Подумайте над этим, Евгений Николаевич.

— Я решительно отрицаю это. О сущности наших исследований ни я, ни мои помощники даже словом не могли обмолвиться с кем-то посторонним. Даже очень близкому человеку не могли сказать.

— Я не сомневаюсь в этом. Но, кроме слов, есть еще дела. И скрыть то, чем вы занимались в прибрежных водах, в курортных местах, в разгар сезона, конечно, было нельзя. Вероятно, и многое другое в действиях ваших и ваших помощников привлекло внимание, регистрировалось и служило материалом для выводов и выпадов врага.

Смолина раздражал спокойный, уверенный голос Колосова, совсем не соответствующий результатам следствия.

— Как же теперь все-таки нам жить? — спросил он. — Можем ли мы рассчитывать на более или менее спокойную работу, без дальнейших помех?

Колосов улыбнулся:

— Полагаю, что на ближайшее время возможность диверсий исключена. Так что помешать вам может разве только стихийное бедствие.

Смолин ушел от Колосова, недовольный и даже злой. Он рвался на Мурман, но уехать было нельзя. Колосов просил его остаться до окончания следствия. Работа в Севастополе не увлекала Смолина. Как он и предполагал, золотая бактерия, приспособленная к жизни в тканях водорослей, оказалась мало пригодным объектом для культивирования. Все поставленные Смолиным культуры золотой бактерии, взятой из пленки с поверхности моря, были недолговечны. Ему оставалось только догадываться, что в аквариумах Крушинского и Петрова присутствие разрушенных тканей золотой водоросли создавало для этих бактерий какие-то более благоприятные условия. Но для того чтобы выяснить эти условия, нужна была золотая водоросль. Смолин пытался культивировать золотую бактерию в средах, где помещались размозженные ткани других видов водорослей — различных черноморских багрянок, — но пока никаких надежд на успех не возникало.

Глава 33. НОЧНОЙ ВИЗИТ

В сентябре на Мурмане уже становятся холодно. Часто с моря дуют пронзительные холодные ветры, несущие дожди и туманы. Но иногда выпадают удивительно тихие, безветренные дни, полные света и тепла. С мглистого бледно-голубого неба светит неяркое солнце, наполняя воздух ровным сиянием. В эти дни переспелая черника сизым с прозеленью ковром усыпает берега моря.

— Северный виноград, — сказал Ланин, приподнимая над головой сорванную ветку черники. — Видели вы что-нибудь подобное?

Ольга с удивлением осмотрела тяжелую черную гроздь, свесившуюся с руки Панина.

— Никогда бы не подумала, что черника может иметь такой вид!

— То-то… Это вам не Урал!.. — Ланин улыбнулся.

Он прилег на берегу среди невысоких кустов черники и начал лениво общипывать ягоды с ветки. Ольга села рядом, обхватив колени руками и устремив взгляд на свинцовую поверхность океана. Это был час отдыха, вырванный из нескончаемого дня напряженной работы.

— Что вы ответили на телеграмму Евгения Николаевича? — спросила Ольга.

— Что я мог ответить? Все в порядке, работы продолжаются…

— "Все в порядке, работы продолжаются"… — задумчиво повторила Ольга.

— Да…

— А скажите, Иван Иванович, только чистосердечно — вы сами уверены, что все в порядке?