Настроение у Ольги было сумрачным. Ослепительное июньское солнце, проникающее в окна сквозь раздуваемые ветром шелковые занавески, не радовало, а раздражало Ольгу своим ненужным блеском. Работа шла автоматически - вместе с Ольгой, под ее присмотром, в лаборатории стояли у приборов шесть лаборантов, но поспевать за Смолиным становилось все труднее и труднее.
Когда на анализ поступали взрослые растения, определять содержание золота было легко: метод Калашника позволял с достаточной точностью улавливать золото в золе, полученной от единичного экземпляра. Но с первыми же определениями золота в проростках возникли затруднения - и, как Ольге казалось по неопытности, непреодолимые. Каждый проросток весил не более грамма, после сжигания оставалось 5-6 миллиграммов золы. При всей тонкости метода Калашника определить в таком ничтожном количестве вещества уже сверхничтожное количество золота казалось невозможным.
Сначала Ольга выходила из затруднения первым пришедшим ей в голову способом: массовым анализом сотен проростков, сожженных вместе. Средняя цифра получалась такая высокая, что Смолин не возражал против этого способа. Но уже на третьей неделе, когда он стал выводить второе поколение водорослей, не дожидаясь завершения роста первого, перед Ольгой встала задача - определять содержание золота в каждом отдельном проростке.
Они поступали в химическую лабораторию во множестве. И каждую новую партию сопровождала записка Смолина, нацарапанная торопливым, корявым почерком: "Индивид, анализ. Обязат!" Эти записки бросали Ольгу в жар. Она отдавала уточнению метода все силы. Кое-как, с допущением возможности огромной ошибки, ей удавалось определять золото в крупных - тяжелее грамма - проростках. Ошибка была не очень заметна, так как содержание золота в третьем и четвертом поколениях возрастало совершенно фантастически. Смолин со свойственным ему в научных исследованиях азартом беспрерывно повышал концентрацию золота в аквариумах. Но, когда он начал добиваться от Ольги точности определения в сотых долях процента, ей пришлось сознаться в своем бессилии.
Утром Ольга спустилась в подвальный этаж, где работали Смолин и Петров, раздраженная неудачами, расстроенная неудовольствием Смолина и злая на себя за свою растерянность. В голубом полумраке сияли два ярких кружка осветителей. Два снопа света падали из-под невидимых абажуров настольных ламп на развернутые около микроскопов тетради с записями и освещали два профилявысокий лоб, орлиный нос, короткие усы и энергичный подбородок Смолина и по-детски круглый лоб, светлые волосы и мягкие, пухлые губы Петрова.
- В чем дело, Ольга Федоровна? - спросил Смолин таким тоном, что у девушки екнуло сердце.
- Не выходит, - ответила Ольга сердито.
- Понимаю, что не выходит, - спокойно сказал Смолин, - но почему?
- А потому, что нельзя нашим способом определять гаммы[Гамма-здесь: миллионная доля грамма.] золота в миллиграммах вещества. - Ольга уже не скрывала раздражения. - Ведь после сжигания от вашего проростка остается не больше тридцати, а то и двадцати миллиграммов.
- Ах, вот оно что... Что же вы мне раньше об этом не сказали?
- Думала, что сумею, - мрачно ответила Ольга.
Петров сочувственно улыбнулся ей, ожидая сердитой реплики Смолина.
- Значит, гаммы золота на миллиграммы золы? - переспросил он, прищурясь и глядя на Ольгу рассеянно, словно не видя ее.-Ну, что же, подумаем, как быть дальше. Будем думать, и вы и я.
Ольга вернулась к себе недовольная, злая, в подавленном настроении. Стояла у приборов, машинально крутя рычаги и безнадежно всматриваясь в растворы.
Смолин зашел к ней под вечер, когда она заканчивала работу, уже выбившись из сил от бесплодных попыток получить в анализе сотые доли процента. Лаборанты давно разошлись. Спускалось солнце, окрашивая в розовый цвет шелковые занавески и белые косяки окон.
Еще издали Ольга увидела в руке у Смолина длинный блекло-сиреневый конверт. Подходя, профессор небрежно сунул его в нагрудный кармашек халата, - и в те немногие минуты, пока Смолин говорил с Ольгой, ее раздражал и томил этот торчащий уголок конверта.
- Итак, значит гаммы в миллиграммах? - начал Смолин вопросом, не требующим ответа.
Ольга утвердительно кивнула головой. Смолин продолжал тем же рассеянным тоном:
- Так, так... Плохо... Что же делать?
- Не знаю. Ничего не выходит...
Смолин подошел к окну, отдернул занавеску и, заложив руки за голову, загляделся на чудесную панораму. Потом улыбаясь повернулся к Ольге.
- Значит, нужно осваивать другие методы... Хочу съездить в Москву, Смолин покосился на конверт, высунувшийся из кармашка, и небрежным щелчком осадил его вниз.
- А я?
- А вы будете продолжать совершенствовать ваш метод, пока не отработаете пригодный для нашей работы вариант.