Внешне все выглядело вполне естественно. Уоффорд просто неаккуратно поставил ногу, поскользнулся и, дабы не упасть, выставил трость чуть дальше обычного, задев ею ногу Терезы. Та споткнулась и полетела на пол. Движения были проделаны в лучших традициях голливудских каскадеров, особенно полет Терезы. От толчка Уоффорд зашатался и, чертыхнувшись, опустился на здоровое колено. Он сочувственно посмотрел на Терезу, распластавшуюся на полу. Девушка постанывала и, судя по всему, едва могла шевелиться. По режиссерскому замыслу Уоффорда, в этот момент в игру должен был вступить охранник.
Как и предполагал Уоффорд, стражник, хотя и монгол, повел себя как джентльмен, а не как варвар, и нагнулся, чтобы помочь Терезе подняться. Уоффорд, не вставая, выжидал, и как только стражник обхватил ладонь Терезы двумя руками, бросился на него как кошка.
Оттолкнувшись здоровой ногой, он вскочил и, схватив трость, со всего размаху ударил ею стражника. Острый край ручки вонзился стражнику в горло. Голова его смешно дернулась назад. Сила удара была столь велика, что трость переломилась и тяжелая ручка со стуком покатилась по мраморному полу. Уоффорд увидел, как глаза стражника закатились и он рухнул навзничь.
Тереза и Уоффорд на несколько секунд замерли в тишине дома, с напряжением ожидая криков и топота охранников в коридоре, однако вокруг все было спокойно; единственный звук, который Тереза слышала, был громкий стук сердца в груди.
— Ты в порядке? — прошептал Уоффорд, наклоняясь над Терезой и помогая ей встать на ноги.
— В порядке. Он мертв? — спросила она, указывая дрожащим пальцем на стражника.
— Нет, просто прилег отдохнуть. — Уоффорд вытянул из кармана шнур от портьеры, позаимствованный им в своей комнате, и торопливо связал стражнику руки и ноги.
Вдвоем с Терезой они поволокли бесчувственное тело по полированному полу, перевалили через высокий порог первой же из своих комнат и протащили подальше от двери. Стянув с подушки наволочку, Уоффорд заткнул ею стражнику рот, затем они вышли и закрыли дверь на засов.
— Итак, ты готова к приступу пиромании? — спросил он Терезу.
Она беспокойно кивнула, и они вдвоем, ступая тихо и осторожно, двинулись в главный холл.
— Тогда удачи. Я жду тебя здесь, — прошептал Уоффорд и спрятался за колонну.
Тереза сама настояла на том, что в рабочий кабинет возвращаться нужно ей одной.
«Так будет лучше», — убеждала она Уоффорда. Тот ее понял: двигаясь неуклюже, фактически на одной ноге, своей неловкостью он ставил под угрозу все задуманное.
Прижимаясь к стене, легко и бесшумно ступая по каменному полу, Тереза двигалась по главному коридору так быстро, насколько ей позволяла смелость. В холле у входа в рабочий кабинет было так же тихо и пустынно, безмолвие нарушало лишь слабое тиканье маятника старинных часов. Тереза метнулась к кабинету, скользнула в приоткрытую дверь, мысленно поблагодарив стражника за выключенный во время их ухода свет. Мрак комнаты делал ее незаметной из освещенного холла, и Тереза позволила себе сделать несколько глубоких вдохов, чтобы хоть немного умерить тревогу.
Двигаясь на ощупь в знакомой комнате, она приблизилась к книжному шкафу, стоявшему вдоль дальней стены. Вытащила из него наугад несколько книг, опустилась на колени и принялась тихонько вырывать из них страницы и мять, рассыпая по полу. Нарвав несколько кучек, необходимых для разведения костра, она обложила их стопками раскрытых книг страницами вниз, а корешками — вверх. Удовлетворившисьсодеянным, Тереза поднялась и пошла вдоль стены, пока не уткнулась в небольшой столик в углу. На нем лежала коробка сигар и стоял хрустальный графин с коньяком. Тереза схватила графин и, вернувшись к разложенным на полу книгам, облила их коньяком. Затем она снова двинулась к столу, открыла коробку с сигарами и принялась шарить в ней, пока не нашла коробку спичек, которую днем раньше там увидел Уоффорд. Зажав в кулаке спички, Тереза на цыпочках пересекла комнату и, тихонько приоткрыв дверь, осторожно выглянула в холл. Ни в холле, ни в главном коридоре никого не было.
Мурашки поползли у нее по спине, когда она, склонившись над вырванными страницами, чиркнула спичкой и, подождав, пока она разгорится, сунула ее внутрь. Казалось, облитая коньяком бумага загорается очень неохотно. Не последовало сатанинской огненной вспышки, не повалил столбом дым. В глубине бумаги тихо забилось слабое голубоватое пламя. Набирая силу, разбежалось по рваной бумаге, а от нее пульсирующими горячими ручейками потекло по ковру, к стопкам книг.
— Гори! — громко приказала Тереза. — Сожги к чертям собачьим этот мерзкий дом.