Вскоре по Листвянке поползли слухи, что в другой части озера, южнее, тоже прошла сейша, вызванная подземным землетрясением. Поговаривали о крупных разрушениях, к счастью не повлекших за собой человеческих жертв. Сильнее всего пострадал Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат, крупнейшее местное предприятие. Часть корпусов его оказалась сильно поврежденной, отчего работу комбината пришлось остановить на несколько недель, вплоть до окончания ремонта и очистки территории от мусора. Пришло известие о серьезных разрушениях части старого нефтепровода Тайшет — Находка, проходившего вдоль берега озера. Туда для оценки ущерба, вызванного предполагаемым попаданием нефти в почву и само озеро, уже выехали специалисты-экологи из лимнологического института.
Сразу после обеда на борту «Верещагина» появился начальник поселковой милиции в сопровождении двух следователей, прибывших из Иркутска. Милицейские чины взобрались на мостик, где их официально-сухо приветствовал капитан Харитонов. Начальник, в неряшливой, мешком висевшей на нем форме, сделал вид, что не замечает устремленных на него взглядов троих американцев, сидевших у дальней стены мостика за компьютером. Он словно говорил им: «Хотите — уходите, хотите — оставайтесь, только не мешайте». Чванливый бюрократ чувствовал себя в Листвянке как сыр в масле — не бедствовал, обирал местных торговцев и не обременяя себя лишними служебными заботами. Пока Харитонов рассказывал ему о пропавших членах команды и о найденном в каюте затонувшего корабля трупе капитана, лицо начальника милиции наливалось краской. Если пропажу людей можно было объяснить их собственной неосторожностью, а затопление корабля — полученной пробоиной, то труп существенно усложнял ему жизнь. Убийство означало для него нежелательный визит руководства, составление бумаг, проверку отчетов. В Листвянке уровень уголовной преступности не поднимался выше кражи велосипеда и потасовки в баре, и начальнику милиции очень хотелось, чтобы такое положение вещей сохранялось и дальше.
— Какое еще убийство?! — взвизгнул он. — Чушь собачья. Знаю я этого Беликова. Законченный алкаш. Нажрался, поди, старый козел. Несчастный случай, — небрежно отмахнулся он.
— А куда тогда делись два человека из команды и ученые, которых мы спасли? — негодующе спросил Харитонов, в котором тоже начала закипать злость.
— Ну, с матросами твоими все просто. Кингстоны они открыли по ошибке, испугались своей оплошности и, чтобы не отвечать за нее, пошептались и решили смыться с корабля. Уверен, в конце концов сами найдутся. Где-нибудь в пивной, — ответил начальник и, вдруг заметив, что следователей его аргументация не убеждает, серьезными тоном прибавил: — Конечно, я лично допрошу всех матросов и пассажиров корабля и составлю подробный отчет.
Питт перевел взгляд с высокомерного офицера на следователей. Работники Иркутского городского управления по расследованию уголовных дел отличались от местного законника даже внешне. Одетые не в форму, а в элегантные костюмы, под которыми Питт заметил спрятанное оружие, они не выглядели обычными рядовыми сотрудниками, держались уверенно и с достоинством, но не высокомерно и не вызывающе, как их коллега. Следователи определенно обучались не в местном милицейском училище. Когда они начали допрашивать находившихся на борту «Верещагина» пассажиров и матросов, Питт с любопытством отметил, что Саргов их интересует гораздо больше, чем все остальные пропавшие ученые и погибший старый рыбак.
— Кто сказал, что Бориса Баденова[1]
нет? Он жив и здравствует, — пробормотал себе под нос Джордино после краткой беседы со следователями.Покончив с допросами, представители закона вернулись на мостик, где милицейский начальник в последний раз строго посоветовал капитану Харитонову не распространяться о происшедших на корабле событиях, пообещав выводы сделать лично. После того как он и следователи удалились, капитан «Верещагина» мрачно сообщил, что в соответствии с полученным приказом ему придется немедленно вызвать на борт всю команду. До окончания расследования никому, ни матросам, ни гостям, не разрешалось покидать судно.
— Кошмар. А я-то надеялся сбегать на берег пивка попить, — простонал Джордино.
— Черт подери. Как я не хотел сюда ташиться! — в сердцах воскликнул Ганн. — Сидел бы сейчас в Вашингтоне, а не в сибирской ссылке.
— Вашингтон — неважное местечко. Летом представляет собой жалкую болотистую лужу, — отозвался Питт, любуясь с мостика панорамой озера.
— В полутора милях от «Верещагина» он вдруг заметил темный силуэт сухогруза, того самого, над которым они с Джордино пролетали прошлым вечером. Корабль подошел к самому берегу и стоял в доке, у неповрежденного пирса, в самом конце поселка. Установленный на причале громадный кран снимал с его кормовой части большие контейнеры.