Сокровище для ректора, или Русалочка в боевой академии (СИ)

— Что не так? — спросила так же шепотом, различив наконец в темноте небольшой тетушкин дом.

Стекла окон были черны и непроницаемы, сквозь кроны деревьев практически не проникал лунный свет. От лачуги с покрытой мхом щипцовой крышей веяло пустотой и тишиной, такой, которая бывает на кладбищах.

— Слишком тихо и… темно.

— Может, тетушка уже спит? — предположила я и закусила губу, сама не веря в свои слова.

Филя покачал головой, снова потянув за собой лошадь.

— Вулья так рано не ложится. К тому же нас должна была ждать. Да и свет… На ночь она всегда оставляет хотя бы одну свечу. Боится.

Столь неожиданное откровение на миг затмило растущую тревогу. Никогда бы не подумала, что тетя может бояться темноты. Она вообще казалась мне ведьмой, которая ничего и никого не боится.

Приблизившись к домику, Филя помог мне спуститься и завязал поводья вокруг тонкого ствола липы.

— Держись за мной. Вдруг что — беги. Не оглядывайся.

Серьезный Филя — это страшный Филя. Он вечно дурачится и редко бывает серьезным, поэтому, когда случается так, что улыбку сменяет жесткое выражение, не остается никаких сомнений, что происходит что-то неладное.

Он поднялся на крыльцо, заглянул в темное створчатое окно. А я, поднявшись следом, прошла к углу, осторожно выглянула. За домом протекала речка, благодаря которой я попадала в дом тети. Лучи серебрили гладь, рыбешки выныривали, всколыхивая воду.

Обернувшись, Филю я рядом не застала. По телу сверху вниз пробежала волна дрожи, и, чуть не пискнув от страха, я поспешила нырнуть в дом вслед за бесстрашным оборотнем.

Внутри было темно, пахло травами и кислым молоком. Высокая фигура Филина замерла у захламленного стола, и я заметила в его руках свечу. Фитиль вдруг вспыхнул голубоватым огнем, озарив тетушкин беспорядок, и тут же приобрел ярко-оранжевый цвет.

— Здесь никого, — тихо сказал Филя, не оборачиваясь, всматриваясь в какие-то записи на столе. — Вульи нет.

— Что?

Страх перед чем-то неизвестным внезапно перерос в страх за жизнь тетушки, вынудив поежиться, а сердце с нешуточной тревогой забиться о ребра.

— Ее похитили?

— Похоже, она ушла по своей воле. — Филя протянул мне маленький лист бумаги. — Прочти.

Голос мужчины был бесстрастным, а вид стал каким-то отчужденным, равнодушно-холодным. Он упрямо отводил взгляд, по которому я наверняка могла бы прочесть, что столь быстро поменяло его настроение.

Когда я забрала лист, рука его дрогнула, и он крепко стиснул челюсти. Поставив свечу в подсвечник, отошел к окну.

Все дело было в письме. Но прочесть то, что написала тетя и что так выбило из колеи Филю, я никак не решалась. Постояла немного, наблюдая, как огонек — колдовство оборотня — чуть трепыхается от слабого ветра, еле слышно, точно вор, проникающего внутрь лишившегося хозяйки дома. А после опустилась на стул, догадываясь, что после прочтения записки, ноги станут ватными и подведут.

Поднесла лист поближе к свече, затаила дыхание, вчитываясь в аккуратно написанные слова.

Когда ты будешь читать это письмо, я уже буду стоять на палубе «Вестника» и разглядывать вырисовывающиеся вдалеке скалы Зальтрэса…

Я едва не подавилась от изумления. Южное королевство! Зальтрэс — это ведь южное королевство. Такое далекое от Аркуса... Так, значит, тетя направилась туда?..

Мне глубоко жаль оставлять тебя одного, но взять с собой — значило бы нарушить договор. Я не говорила тебе, но совсем недавно мне пришел ответ с юга… Представляешь? Моя мечта наконец-то осуществится…

Почему-то в это мгновение глаза наполнились слезами. Сморгнула, и несколько капель упали на жесткую бумагу, размывая пару букв.

Пригляди за Мирой. Пусть вернется домой. Будет лучше, если она вернется… Ты ведь и сам понимаешь, что суша — не для таких, как она. Лориэль единичный случай. Ей повезло влюбиться в принца, но истинный Мирабель — человек с темным прошлым, копаться в котором такому светлому созданию не положено.

Оторвалась от письма, рвано выдохнула. Слезы — горькие слезы обиды и чего-то сильного, страшно сильного — начинали душить, сбегая по щекам. Украдкой посмотрела на Филю, но тот по-прежнему стоял у окна, ожидая, когда я закончу читать и первой нарушу воцарившуюся в доме тишину.

Утерев пальцами слезы, вновь уткнулась в коварное послание.