Он все так же сжимал мою ладонь, ставшую горячей от его внимания, а я все боялась дернуться и потянуться к его руке, если он решит отпустить. Потому старалась дышать ровно, размеренно; пыталась привести мысли в порядок, что казалось невозможным рядом с ним.
Здесь было так красиво, и совсем не хотелось уходить, пусть мне и было до невозможности волнительно. Но разве он не собирался покинуть бал?
— Вы же хотели увести меня отсюда, — напомнила я ему.
— Я и увел, — кивнул он, одним взглядом пригвождая к каменному полу. Даже несмотря на то, что взгляд этот был непривычно мягок. — Увел вас из зала, где вам было некомфортно. Но я не посмел бы не дать вашей мечте исполниться в полной мере. Сейчас вы в платье, о котором мечтали, и рядом со мной — жаждущим стать вашим партнером, хотя бы в этот вечер.
Я смотрела на него широко распахнутыми глазами, боясь о чем-нибудь думать, говорить что-то мысленно, ведь после этих слов в меня вгрызся факт, что магистр может читать мысли.
— Откуда вы…
Он усмехнулся, не дав мне договорить, и потянул в середину балкона.
— Вы для меня словно открытая книга, Мирабель. Можно и не обладать способностью читать мысли, чтобы понять, чего вы желаете и о чем думаете. — Мужчина отпустил мою руку, и я с трудом заставила себя стоять на месте. А после поклонился, сказав: — Не откажите мне в удовольствии танцевать с вами.
Я так растерялась от его поклона, что не сразу сообразила, о чем он меня попросил.
— Но я не умею, — выпалила самую чистую правду.
Магистр выпрямился, протянул руку.
— Просто доверьтесь мне.
Ощущение, что он продолжает читать все мои мысли, не покидало. И, чтобы не дать ему прочесть сомнение, я быстро вложила пальцы в широкую теплую ладонь и сделала мелкий шаг навстречу.
— Потом не жалуйтесь, что я отдавила ваши ноги, — буркнула, слабо улыбнувшись.
Магистр обвил одной рукой талию, притянул к себе — медленно, смотря прямо в глаза.
— Я никудышный танцор, поэтому ругать за отдавленные ноги вы будете только меня, — сказал и сразу же увлек в танец.
Мы двигались неспешно, кружа по балкону, чертя по мрамору изящные узоры. И почудилось внезапно, что воздух заискрился мириадами искорок, а над головами полилась мелодия. Вначале я подумала, что эта музыка доносилась из зала, но она становилась все громче и громче, пока не убедила окончательно, что витает только здесь, на балконе, рядом с нами и между нами…
— Магия... Красиво.
— Я рад, что вам нравится.
Мы смотрели друг другу в глаза, не обращая внимания на ветер, то ударяющий нам в спины, то, словно в попытке извиниться, нежно целующий в щеки. Я чувствовала тепло его пальцев сквозь ткань платья на талии, улавливала, какое у него неровное дыхание, когда мы оказывались слишком близко друг к другу и моя нервно вздымающаяся грудь ненароком касалась его — широкой и твердой.
Мелодия то ускорялась, то затихала и замедлялась, растягивалась, даруя надежду на непрекращающийся танец. Вскоре она стала почти неслышной — ее заглушил стук сердца — и мы застыли посреди балкона, но всего на миг, как бы давая себе возможность отдышаться, а после мерно, совсем лениво продолжили качаться из стороны в сторону, точно баюкая ветер, как только-только заснувшее дитя.
Я сдалась первой — или просто доверилась? — опустила взгляд и прижалась щекой к его груди. Меня так поразило, что его сердце стучало громко, в крайнем волнении, что я хотела тут же отпрянуть, но сильные руки сжали в объятиях, не давая не только пошевелиться, но и вздохнуть. А когда они, крепкие и пылкие, обратились в нежные, я позволила себе расслабиться.
И впервые за время, проведенное рядом с истинным, я почувствовала себя спокойно, защищенно, так безмятежно, что сама испугалась своего спокойствия. Ведь обычно в его присутствии я чувствовала сильный, сбивающий с мыслей трепет.
— Я даю вам слово, Мира, — неожиданно тихо заговорил магистр. — Я найду вашу тетю. Обязательно найду.
Нехотя я оторвалась от его груди, заглянула в черные глаза, по-прежнему пугающие, но уже не так сильно, как раньше.
Облизнув сухие губы, улыбнулась.
— Я вам верю. Хоть у меня и были причины не доверять вам… Но сейчас я чувствую, что могу довериться, и это вовсе не ложное чувство. — Сглотнула под внимательным, слегка удивленным взглядом, и добавила: — Теперь вы знаете о моей слабости. Вы о ней догадывались уже давно, я уверена. Но еще ни разу не слышали. Так вот теперь знайте: вы сделали меня слабой до невозможности.
Он молчал всего пару секунд, а затем вдруг усмехнулся, но как-то беззлобно, сопровождая это мягкой улыбкой.
— Почему вы облачаете свои чувства в слабость? Разве можно называть
— Мне всегда так казалось…
— Может, кто-то будет считать это недостатком, своей уязвимостью, — перебил он меня. — Но вы не должны так думать, Мира. Для вас это спасение, разве нет?
Я уверена, он знает, что его любовь — моя возможность остаться на суше. Только не говорит прямо, зачем-то оттягивает момент, будто прощупывает почву, ступает осторожно, как по льду…
А если я скажу прямо первая, усладит ли он меня взаимностью?