Сокровище Джунаида

…А теперь они уже два часа торчали на туркменском КПП, и животы подводило от голода: опрометчиво ничем не запаслись в ожидании даров моря. На казахской границе тоже пришлось стоять часа три в длинной очереди, но тут-то не было ни одной машины. Видимо, здешним служивым было просто скучно, и они развлекались таким образом. Тщедушный смуглый офицер-пограничник, старший лейтенант в форме размера на три больше, проводил с ними душеспасительную беседу:

— В независимом Туркменистане иностранным гражданам запрещается: ввозить наркотики, оружие, взрывчатые вещества, а также иные предметы, запрещенные к ввозу; проживать без регистрации в частных квартирах; выезжать без разрешения администрации в другой населенный пункт, кроме указанного при въезде…

— А-а-а… — широко зевнул Упырев и тихонько шепнул, толкнув в бок Владимира: — Дай ему еще, пусть подавится!

— Нельзя, — уныло ответил Деревянко. — Если дать больше, чем положено, он испугается, и по-настоящему шмонать начнет…

— Тьфу ты, пропасть!

— …а кроме того, въезжающие иностранные граждане обязаны соблюдать законы независимого Туркменистана, на них распространяется действие уголовного кодекса нашего государства…

Упырев сидел за рулем, Деревянко рядом, а туркменский пограничник стоял с водительской стороны и вещал в открытое окно, держа в руках их документы. Не спасло даже пограничное удостоверение прапорщика. Но когда-то все кончается, кончился и запас красноречия у старшего лейтенанта. После того как он поведал путникам, как процветает независимый Туркменистан под мудрым руководством Великого Сапармурата Туркменбаши, откровенным издевательством и очень неожиданно прозвучало:

— Счастливого пути!

Не веря глазам, Упырев с Деревянко увидели, как полосатый шлагбаум пополз вверх. Путь на Бекдаш был свободен.

Еще полчаса тряски по разбитой грунтовке — и они оказались на окраине небольшого городка, бывшего когда-то гордостью туркменских химиков. Здесь, на берегу залива Кара-Богаз-Гол, добывали рапу — густой раствор множества солей, из которых потом производили различное химическое сырье. Но со времени обретения Туркменистаном независимости промысел с каждым годом угасал, потому что, освободившись из-под власти Москвы, туркменские правители устроили себе праздник непослушания. Они дружно и весело кинулись воровать все, что попало, не вкладывая в производство ни копейки, ни цента. Однако, как и все несмышленые озорники, не учли, что многие требования старших продиктованы не только стремлением покомандовать, но и совершенно объективными условиями. В результате производство стало разваливаться, в городке оставалось все меньше работы, основным занятием стало браконьерство, а кто не пошел в море, тот уехал. Многие дома стояли заколоченные.

Все это наблюдали путники, проезжая по пустынным улицам городка. Народ стал появляться только по мере приближения к местному базару. Но и там людей было не особенно много. На полупустых прилавках лежали хилые пучки зелени, лук, картофель. И — рыба! Здесь была осетрина нескольких видов — собственно осетр, севрюга, шип, белуга. В стеклянных банках, обвязанных сверху марлечкой от мух, стояла готовая к употреблению черная икра — только мягкая, паюсную местные жители не любят и не готовят. Шевелились в тазах темно-зеленые живые раки. Крупная кефаль, морской сазан, знаменитый каспийский залом, отборная вобла — мечта любого настоящего пивника… И все это — по баснословно низким ценам, увидев которые в другом месте можно было бы только посмеяться.

И все это, увы, совершенно бесполезно для двух изголодавшихся сослуживцев — им негде было готовить. К счастью, в дальнем углу базара они приметили поднимающийся к небу дымок. Там толстый азербайджанец ловко крутил шампуры, жаря шашлык из свежей осетрины. Готовые порции он щедро посыпал мелко нарезанной зеленью, сбрызгивал уксусом из баклажки и пристраивал на краю тарелки пару румяных кусков чурека — туркменского хлеба в виде лепешек. Нашлись у него и водка, и холодное пиво, и все прочее, что необходимо для полного счастья двум голодным мужикам.

Когда они наконец откинулись на стульях в полном изнеможении от обжорства, выпивки и жары, день уже начал склоняться к вечеру. Есть больше было невозможно, пить — уже не хотелось.

— Слушай, — предложил Упырев, — поехали теперь к морю, а? Искупаемся, отдохнем…

— А спать где будем? Может, сначала ночлег поищем?

— В крайнем случае можно и в машине… Только комары сожрут.

— Ну, ладно, поехали.

Они спросили у шашлычника, как проехать к морю, и, не торопясь, тронулись указанным путем. До воды оказалось совсем недалеко — метров двести. Они выехали на самый пляж: влажный плотный песок держал не хуже асфальта. Небольшая волна, посверкивая в лучах заходящего солнца, накатывалась на сушу с мерным, монотонным плеском. А на плоском камне у самого берега сидела девушка. Сидела и кидала в воду камни.

…Когда Гульнару спрашивали о профессии, она всегда отвечала:

— Комсомольский работник.