Сокровище Голубых гор

Отдохнув эту ночь, капитан Ульоа рано утром вместе с Бельграно и Ретоном выступили во главе сотни отборных воинов в поход. Все воины с головы до ног были вымазаны какой-то черной маслянистой блестящей краской, похожей на сапожную ваксу, и вооружены каменными секирами, тяжелыми деревянными палицами и луками со стрелами. Кроме того, каждый имел за спиной нечто вроде ранца со съестными припасами и бутылкой местной водки.

Вместе с капитаном Ульоа находились Бельграно, Ретон, оба канака, бывший пленник кети, принятый за свои услуги в число доверенных лиц, и Гермоза.

Старейшины, следуя своему мудрому обыкновению, разослали во все стороны разведчиков со строгим предупреждением немедленно доносить обо всем подозрительном.

К вечеру экспедиция, продвигавшаяся ускоренным шагом, уже перешла широкую лесную полосу, сделав только один короткий привал в полдень, и вышла к тому месту, где находилось селение кети, от которого действительно остались только кучи угольев и золы. Собака без удержу рвалась по следам отряда Рамиреса, при котором находилась девушка, и экспедиции капитана Ульоа оставалось только следовать за своей хвостатой проводницей. Ночь была необыкновенно ясная, так что ничто не мешало переходу по открытой равнине, через которую пролегал путь.

Когда около полуночи сделали новый привал, Гермоза ни за что не хотела останавливаться; она так и стремилась вперед, отказываясь не только от отдыха, но и от еды; жажду же она утоляла в многочисленных встречных ручьях, потоках и простых лужах, образовавшихся от недавних проливных дождей. Ульоа решил пустить собаку в сопровождении неутомимых канаков и двух разведчиков. Последние вернулись под утро с известием, что собака пожелала остановиться на том месте, где, по всем признакам, была стоянка Рамиреса, и канаки вместе с ней ожидают там прибытия своего отряда.

Получив это известие экспедиция тотчас же стала продолжать путь и часа через три достигла небольшого перелеска, где была радостно встречена Гермозой и канаками. Трава на огромном пространстве под редкими деревьями оказалась сильно примятой, и в одном месте оставались следы большого костра и множество остатков еды.

— Вероятно, мы скоро догоним этого бандита, — проговорил Ульоа. — Это видно по свежим следам… Да и Гермоза очень уже рвется вперед.

— Догоним и дадим ему хорошую взбучку, так чтобы он долго помнил ее! — подхватил Ретон.

— Да, дадим ему генеральное сражение, — проговорил Ульоа. — Быть может, нам удастся привлечь на свою сторону всех его туземцев — они ведь не особенно любят его. Тогда мы легко справимся с ним и с его шайкой… Конечно, это пока только мечта…

— Тут есть надпись на дереве! — вдруг крикнул Бельграно, отошедший немного в сторону.

— Какая надпись? О чем? — в один голос спросили капитан и боцман, подходя к молодому человеку.

— Трудно разобрать, наскоро нацарапана, — продолжал тот, стараясь изучить иероглифы, начертанные на гладкой коре одного из деревьев. — А, вот так будет лучше, — продолжал он, отступив на шаг от дерева, — а то я слишком близко подошел… Слушайте, что гласит надпись: «Направляемся с Рам и всем племенем кети к реке Диа. Охраняю сеньориту. Эмилио».

— Он охраняет сеньориту?.. Этот предатель-то?! — вскричал Ретон. — Ах он, бестия! Ну, попадись только он мне в руки, я…

— Постой, старина, не горячись! — остановил его радостно взволнованный Ульоа. — Ведь у нас в сущности нет точных доказательств измены юнги. Да с какой бы стати делать ему такую надпись, если бы он замыслил что-либо дурное? Подумай-ка.

— И думать не хочу! — упорствовал старик. — Пусть меня съедят разом все акулы Великого океана, если это не новый подвох со стороны негодного мальчишки. «Охраняю сеньориту»!.. Подумаешь, какой охранитель выискался! Нет, капитан, воля ваша, а я…

— Подождите, Ретон! — вмешался и Бельграно, не менее Ульоа обрадованный найденной надписью. — Откуда вы знаете, как у него теперь сложились обстоятельства? Если он прежде и кривил душой, то теперь, быть может, раскаивается и старается загладить свои прежние грехи. Разве не бывали случаи, когда люди вполне искренне раскаивались в своих дурных поступках, особенно в такие юные годы, как Эмилио? Нет, я вместе с доном Хосе верю в искренность этой надписи, очевидно сделанной именно для нас с целью дать нам ценное указание.

— Гм!.. Ну что ж, я буду очень рад, если вы не обманываетесь хоть на этот раз, — проворчал старик, несколько успокаиваясь. — А что касается того, что ваш раскаивающийся грешник продал всех нас Рамиресу, то в этом не может быть ни малейшего сомнения. Взять хотя бы одно то, что этот разбойник, захватив нас обоих, меня отдал было на съедение дикарям, а мальчишку оставил при себе и сделал своим адъютантом.

— Да, это очень весомое доказательство против него, — согласился Ульоа. — К тому же и значки. Порча моих инструментов — ясно, что все это было делом юнги…