Сокровище государя

За сим оба и расстались, вполне довольные друг другом. Вернувшиеся чуть погодя рейтары поведали о неудачной погоне:

– Вы были правы, господин майор! Мы чуть было не угодили в засаду! Что же касаемо артиллерии…

– Я уже допросил пленного, – хмыкнул Бутурлин. – И узнал все, что надо. Задание выполнено, парни! Домой! Что и говорить – лихой вышел рейд.

– Домой? – рейтары обрадованно переглянулись. – Тогда надобно позвать господина суб-лейтенанта…

– Зовите, да. И… капрал Мункс!

– Слушаю, господин майор! – придержав коня, капрал расправил плечи.

– Вам особая благодарность и… Бочонок пива на всех! Нет… два бочонка!

Стрелецкий полковник, дородный, с окладистой бородой, важным одутловатым лицом и презрительным взглядом, появился у ворот Святого Якоба на третий день утром. В сопровождении блестящей свиты и трубача, он явился с требованием немедленной сдачи города… ну, и заодно привез голову погибшего графа Турна, которую – при посредничестве славного риттера фон Эльсера – тотчас же выкупила вдова убитого.

До глубины души возмущенные наглым предложением о сдаче, осаждённые, в числе шестисот человек, сразу же учинили вылазку, во время коей и погиб корыстолюбивый полковник, не принесли ему счастья денежки генеральской вдовы! Так бывает – судьба.

* * *

Помощник дьяка разбойного приказа Ивана Федоровича Оничкова Одинко Копяев был мужиком упертым, умным. Хоть и из простых, а голова на плечах имелась – за то Иван Федорович Одинка под свою руку и взял, подьячим, да поручал дела важные, коих особливо много стало нынче, в дальнем воинском походе.

Стрельцы, а тем паче – рейтары да казаки, народец все больше вольный, им палец в рот не клади. То промеж собой подерутся, то постреляют, то покрадут что – а потом местные жалуются. Коли до драк да покраж промеж собой мелких – то стрелецкие сотники, есаулы казацкие да рейтарские капитаны разбирались, сами сыск чинили, сами и судили, сами и наказывали. Иное дело – когда местные людишки жалобы подавали, прямо в съезжую избу шли. Всяко-разно бывало, а новоназначенным в завоеванной Лифляндии воеводам самим царем наказано было над местными жителями произвол не чинить, все жалобы разбирать честь по чести и отписки жалобщикам давать вовремя. Но то жалобщики, а тут… Соглядатаи! Говоря немецким языком – самые настоящие шпионы!

О том пришло сообщение от думного дьяка, начальника посольского приказа Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина, коего все знали как человека умного, важного и приближенного к самому государю. Нынче же царь Алексей Михайлович назначил дьяка воеводою в недавно взятый городок Кокенгаузен, ныне именуемый Царевич-Дмитров. Исполняя волю государя, Ордин-Нащокин строго-настрого наказал никаких обид местному населению не чинить, за чем следил самолично.

Послание от воеводы доставили Оничкову к обеду, и тот, прочитав бумагу, немедленно вызвал к себе помощника, наказав немедленно объявить в розыск двух подозрительных личностей, приметы коих указывались.

Один – кривобокий, лет сорока, с плоским лицом, нос приплюснут, роста невысокого. Отличается хитростью, любит польстить, по-русски говорит хорошо, обычно вкрадчиво и тихо. Может откликаться на прозвище Краб, настоящее имя – Ян Красиньш, ливонец.

Второй – молод, высок, крепок, Лицо белое, волосы светлые, глаза голубые. Особая примета – всегда улыбается. Ловко метает нож. Зовут – Иво Вирдзинь, полукровка, мать латгалка, отец – эст.

Насколько понимал подьячий, оба шпиона попали в войско недавно, верно, прибились добровольцами, прельстившись жалованьем и возможностью военной добычи. Таких тоже хватало, правда, было их не так уж и много, а, самое главное, Одинко Копяев все их приметы самолично записывал да складывал в заплечный мешок, аккуратно, грамотка к грамотке, так, чтобы в случае чего легко можно было б найти. Начальник Копяева об том прекрасно знал, вот и поручил подьячему столь важное дело.

Грамотки пришлись весьма кстати! Не прошло и часа, как Одинко уже почти наверняка знал, о ком идет речь. Да! О добровольцах! Один – кривобокий и вправду чем-то похожий на краба – пристал к казачьей сотне с неделю назад, второй – молодой – к стрельцам. Тоже примерно в это же время. Обоих почти сразу перевели к рейтарам – немцев к немцам, как на Руси называли всех иностранцев. Немец – от слова «немой», то есть по-русски не говорящий.

Сами себя добровольцы тоже именовали по-немецки – комбатантами, и, опять же, занимались в основном всяким хозяйственным делом: рубили-таскали дрова, готовили пишу, а, по нужде, даже чинили струги. Ну и в стычках участвовали, когда случалось, особо охочи были до всяких рейдов по рижскому посаду – форштадту. Правда, брать-то там было уже особенно нечего, но вот умудрялись, ага…

Взяв у рейтарского капитана четырех солдат с алебардами – вполне должно было хватить для ареста – Одинко Копяев тотчас же направился к месту дислокации вспомогательного отряда, в заросший сорняками сад у разрушенной деревни. Деревня располагалась на невысоком холме, с которого открывался великолепный вид на стены Риги, на величественную Двину-Даугаву, на море.